Мартовскіе дни 1917 года

Керенскій впал на мгновеніе в полуобморочное состояніе, что произвело, по наблюденіям присутствовавшаго Шидловскаго, на аудиторію потрясающее впечатлніе. Патетическія фразы, полубезсвязныя, как видим, были довольно опредленны по своему содержанію и достаточно демагогичны. Оратор погршил против истины, так как слишком очевидно, что новоявленный министр юстиціи в то время, когда Временное Правительство еще только конструировалось, не мог еще отдавать распоряженія об освобожденіи всх политических заключенных и, как слдует из соотвтствующаго сообщенія "Извстій" комитета думских журналистов, распоряженіе о вызов из Сибири членов думской соц.-дем. фракціи было, сдлано комиссарами Временнаго Комитета Аджемовым и Максаковым до занятія Керенским поста министра юстиціи. Керенскій 3-ьяго подтвердил лишь распоряженіе своих временных предшественников через нсколько дней, придав ему довольно крикливую форму — спеціальной телеграммой 6 марта мстным прокурорам предписывалось лично освободить подслдственных и осужденных по политическим длам и передать им привт министра.

* * *

Оваціи в Совт Керенскій воспринял не только, как вотум личнаго доврія к нему, но и как одобреніе избранной им политической линіи. Он счел, что входит во временное правительство, как тов. предс. Совта, т. е. в качеств офиціальнаго представителя "рабочаго клас­са". Было около 3 час. дня, когда произошло, по мннію одних, "ге­роическое выступленіе" Керенскаго в Совт или, по мннію других, совершен был им coup d''etat. По впечатлнію героя собранія, его вы­ступленіе вызвало негодованіе у "верховников" Исп. Ком.: когда тол­па несла его на руках, Керенскій видл гнвныя лица, грозившія местью. С этого момента, по его словам, началась против его вліянія в Совт борьба  «sans aucun sсrupule».

Неоспоримо, Керенскій выз­вал негодованіе, может быть, у большинства членов Исп. Ком. — от­части уже самим фактом своего непредвидннаго выступленія. Но столь же безспорно, что по существу он мог встртить и сильную под­держку у нкоторых членов Комитета, если бы не дйствовал так не­подготовленно в одиночку. Каждый из мемуаристов под своим углом зрнія воспринял атмосферу собранія. Суханов — главный как бы идеолог невхожденія представителей демократіи в министерство, у котораго Керенскій в частном порядк уже спрашивал совта, конечно, был в числ "негодующих", выступленіе Керенскаго вызвало в нем "ощущеніе неловкости, пожалуй, конфуза, тоски и злобы". Но "лиде­ры Исп. Ком. понимали, что развертывать пренія во всю ширь в дан­ной обстановк, спеціально о Керенском, значило бы итти на такой риск свалки, неразберихи, затяжки вопроса и срыва комбинаціи, ко­торый был нежелателен для обих сторон. На этой почв большин­ство... не считало нужным принимать бой"... Составители "Хроники" просто говорят, что Исп. Ком. "не смл возражать" — "протестующее голоса потонули в бур аплодисментов и привтственных криков". "Бой", начавшійся в связи с докладом Стеклова, оставлял в сторон личное ршеніе, принятое Керенским и шумно одобренное сочувствую­щим Керенскому митингом. Вопрос шел о принятіи резолюціи Исп. Ком., хотя и отрицавшей коалицію, но говорившей о необходимости соглашенія с буржуазіей и поддержки правительства. "Лвая опас­ность", которой боялся Суханов, но его словам, на собраніи в общем очень мало давала себя знать. Ораторы "лвой", выступавшіе "про­тив буржуазіи вообще", были поддержаны только своими, т. е. незна­чительной частью собранія.