Читаем Мартовскіе дни 1917 года полностью

Один мотив в рчи, произнесенной Керенским в Совт, нахо­дится в рзком противорчіи с тми побужденіями, которыя яко-бы заставили его по какому-то таинственному наитію принять ршеніе о вхожденіи в состав временнаго правительства. Не случайно, однако, Керенскій упомянул об арестованных представителях старой власти. Довольно знаменательно, что и Милюков, произносившій на митинг в сосднем зал чуть-чуть позже также свою первую ''министерскую" рчь, выдвинул ту же мотивировку выбора Керенскаго на пост генерал-прокурора в новой Россіи: "Мы безконечно рады были — говорил Милюков по отчету "Извстій" — отдать в врныя руки этого общественнаго дятеля то министерство, в котором он отдаст справедливое возмездіе прислужникам стараго режима, всм этим Штюрмерам и Сухомлиновым". Итак рчь шла не о гуманности, а о возмездіи, и Керенскій еще раз сам подчеркнул на солдатском митинг в Таврическом дворц вечером 2-го марта, что вс старые министры будут отвчать по суду за свои дйствія. Как можно объяснить это противорчіе? Шульгин, который среди мемуаристов кладет наиболе густо краски в описаніи переживаній современников февральских и мартовских дней, в непослдовательной позиціи Керенскаго видит своего рода "комедію", которую он сознательно играл перед "революціонным сбродом". Керенскій хотл спасти арестованных, и для этого надо было перед толпой "длать вид", что Гос. Дума сама "расправится с виновными". И крайне тенденціозный мемуарист отдает должное Керенскому: "он употребил вс силы своего "драматическаго" таланта, чтобы кровь "при нем" не была пролита". В правых кругах не один только Шульгин признает заслуги в этом отношеніи Керенскаго и первые дни революціи. Ген. Врангель вспоминает, что в то время он уже услышал от члена Думы бар. Штейнгера, пріхавшаго в Кіев и разсказывавшаго о событіях в Петербург, что только Керенскому (он один способен "сладить с толпой") "Россія была обязана тм, что кровопролитіе первых дней вовремя остановилось". Писательница Гиппіус —человк другой среды — высказалась в дневник еще сильне: "в март он буквально спас (курсив авт.) Россію от немедленнаго безумнаго взрыва".

Естественно мы не будем отрицать гуманности революціоннаго правительства, которая была за ним признана таким антиподом революціи, каким неизбжно был в. кн. Ник. Ник. Он говорил своему племяннику Андрею в Тифлис 9 марта: "Единственное спасеніе я вижу в лозунг новаго правительства — безкровная революція, но ручаться, конечно, нельзя. Народная ненависть слишком накипла и сильна". Готовы мы в общем признать, что именно Керенскому, в силу исключительной роли, которую ему пришлось играть, и ореола, окружившаго его имя, принадлежит как бы честь проведенія в жизнь лозунга: " государственная жизнь не проливает крови". Но сам Керенскій проявил так мало чуткости в своих воспоминаніях к описываемой им современности, что счел для себя возможным помстить в текст такія строки: "Люди правые меня упрекали и упрекают еще за мою снисходительность в отношеніи лвых, т. е. большевиков. Они забывают, что, если бы я дйствовал в соотвтствіи с принципами, которые они выдвигают, я должен был примнить режим террора, не налво, а направо, и что я не имл права проливать кровь (!!) большевиков, не пролив потопов крови (couler des flots de sang), в первые недли революціи, когда я рисковал авторитетом и престижем в глазах масс, сопротивляясь требованіям жестокой расправы (peine atroce) с Царем, со всми членами динаcтіи и их служителями". Вот это изложеніе, почти приближающееся к изложенію тх мемуаристов, которые с излишним усердіем желают изобразить народную стихію в февральскіе и мартовскіе дни насыщенной кровожадными инстинктами, мы должны ршительно опровергнуть, как очень далекое от того, что было в дйствительности, династіи придется говорить особо, и, думается, роль Временнаго Правительства и министра юстиціи выяснится с достаточной отчетливостью[118]. Поэтому ограничимся пока лишь бглыми иллюстраціями в дополненіе к тому, что сказано уже было для характеристики настроенія толпы в первые дни революціи в связи с описаніем эксцессов в отношеніи к офицерам. Это будет нкоторым коррективом к показаніям строгих мемуаристов, обличающих революцію.

1.Кордегардія Таврическаго дворца

Перейти на страницу:

Похожие книги

Основание Рима
Основание Рима

Настоящая книга является существенной переработкой первого издания. Она продолжает книгу авторов «Царь Славян», в которой была вычислена датировка Рождества Христова 1152 годом н. э. и реконструированы события XII века. В данной книге реконструируются последующие события конца XII–XIII века. Книга очень важна для понимания истории в целом. Обнаруженная ранее авторами тесная связь между историей христианства и историей Руси еще более углубляется. Оказывается, русская история тесно переплеталась с историей Крестовых Походов и «античной» Троянской войны. Становятся понятными утверждения русских историков XVII века (например, князя М.М. Щербатова), что русские участвовали в «античных» событиях эпохи Троянской войны.Рассказывается, в частности, о знаменитых героях древней истории, живших, как оказывается, в XII–XIII веках н. э. Великий князь Святослав. Великая княгиня Ольга. «Античный» Ахиллес — герой Троянской войны. Апостол Павел, имеющий, как оказалось, прямое отношение к Крестовым Походам XII–XIII веков. Герои германо-скандинавского эпоса — Зигфрид и валькирия Брюнхильда. Бог Один, Нибелунги. «Античный» Эней, основывающий Римское царство, и его потомки — Ромул и Рем. Варяг Рюрик, он же Эней, призванный княжить на Русь, и основавший Российское царство. Авторы объясняют знаменитую легенду о призвании Варягов.Книга рассчитана на широкие круги читателей, интересующихся новой хронологией и восстановлением правильной истории.

Анатолий Тимофеевич Фоменко , Глеб Владимирович Носовский

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное