Маруся Климова

читателя, некогда отвергнутого своим кумиром. Гоголь небрежно повернулся

спиной к своему почитателю и своенравно бросил рукопись гениального романа

в камин…

И вот с этой точки зрения кумир моей юности Достоевский меня вовсе не

разочаровал. Критик Белинский здорово обломился! Застенчивый юноша, падавший в обморок при виде женщин, оказался вовсе не «новым Гоголем», а, скорее, Акакием Акакиевичем, который вдруг скинул со своих плеч шинель и

продемонстрировал всему миру широту и размах русской души, со всеми

вытекающими отсюда последствиями. А ведь Достоевский был и вправду очень

беден и всю жизнь с огромным трудом добывал средства для того, чтобы только-

только прокормить себя и свою семью. Он писал на заказ, должен был поспевать

к сроку, обозначенному издателями, его одолевали кредиторы и слабоумные

жадные родственники, с которыми он вынужден был постоянно судиться, отстаивая свои имущественные интересы… Так до человечества ли ему, в самом

деле, было? Почему, с какой стати, он должен был вдруг озаботиться судьбами

до сих пор млеющих от восторга при чтении его книг обывателей? А если бы он

так вдруг и поступил, озаботился бы, то, вероятно, это было бы даже смешно, и

сегодня он бы меня тогда точно окончательно и бесповоротно разочаровал…

Теперь я понимаю, что нет никакого смысла обвинять Достоевского во всех

смертных грехах, и я, в частности, не имею на это никакого права, так как он, в

сущности, не виноват в том, что читатели романа «Идиот» сами оказались

идиотами. От этого, в конце концов, сам этот роман ничуть не становится хуже.

И пусть мотивы поведения его персонажей кажутся мне теперь смешными и

высосанными из пальца, этот роман навсегда останется одной из самых

загадочных и магических книг мировой литературы, а его оторванность от

реальности в каком-то смысле только подчеркивает его загадочность. Сказки

27

Андерсена или «Портрет Дориана Грея» тоже весьма слабо соотносятся с

реальностью, но от этого не утрачивают своего обаяния, и я по-прежнему, как и в

детстве, люблю эти книги. Так в чем же передо мной провинился Достоевский?

Да, в сущности, ни в чем! После некоторых мучительных сомнений я вынуждена

это признать. Ну разве что дифирамбы Пушкину в знаменитой юбилейной речи

меня и сегодня по-настоящему раздражают, но ведь Достоевский произнес ее, когда был уже очень болен и стар, так что это тоже можно понять…

А самым влиятельным читателем Достоевского в русской литературе, видимо, все-таки стал Розанов. Не случайно ведь он оказался едва ли не

единственным в русской литературе «смельчаком», который даже отважился

свести счеты с самим Гоголем, обвинив его в сатанизме. Правда, приходится

признать, что Розанов совершил этот наезд крайне осторожно, со множеством

оговорок, и как я уже говорила, вроде бы и не от своего имени, а ссылаясь на

жену. Я имею в виду вторую жену Розанова, которую не стоит путать с первой, любовницей Достоевского Аполлинарией Сусловой. Сама же Аполлинария

Суслова, как известно, в свое время с большим трудом дала согласие на развод

Розанову, доставив ему тем самым множество хлопот и неприятностей. Но этого

мало, она потом до конца своих дней отказывалась читать Розанова, всякий раз

отмахиваясь от тех, кто предлагал ей это сделать: «Что может написать такой

мелкий и чиновный человек!» Эта русская женщина с твердым характером и

суровым нравом невольно чем-то напоминает мне любовницу Селина, американскую танцовщицу Элизабет Крэйг, бросившую не весьма преуспевшего

материально писателя ради богатого американского еврея, что отчасти и явилось

причиной пресловутого антисемитизма Селина – существуют такие

предположения. Аналогичный случай, кстати, произошел с Достоевским, Сусловой и одним остроумным французом. После чего Достоевский, я думаю, и

стал называть в своих книгах французов не иначе как «французишками»… Так

вот, я где-то читала, что один из журналистов сравнительно недавно (лет

двадцать назад) обнаружил Элизабет Крэйг в каком-то американском доме

престарелых. Она уже с трудом соображала и, как выяснилось, за все эти годы

умудрилась ничего не услышать о Селине и его всемирной известности. «А, это

тот самый малыш Детуш!»-- это все, чего в конце концов удалось добиться от

нее пытливому журналисту…

Возвращаясь теперь к приведенной мной выше метафоре с «бассейном и

пловцами», я могу сказать, что это для меня не совсем пустые слова, так как в

детстве я сама немного занималась плаванием: ходила в бассейн, куда отдали

меня родители, и добилась даже некоторых успехов в этом виде спорта, получив

второй взрослый разряд. Поэтому, окидывая взглядом всех описанных мной

выше персонажей, я могу констатировать, что мои симпатии все-таки не совсем

на стороне, например, Элизабет Крейг. Однако как «профессиональный пловец»