Маруся Климова

получила Гонкуровскую премию за свой роман «Chasseur Zero» (что можно

примерно перевести как «Охотник Ноль»), но еще она написала небольшую

книжку – «Летнее письмо» - о Льве Толстом и за нее тоже получила какую-то

премию, потом еще что-то написала, и тоже без премии не обошлось. В общем, ни книги без премии. Я как вежливый человек все ей кивала, кивала головой, мол, да, это очень интересно. Тогда она предложила мне последнюю книгу

Паскаль Роуз, чтобы я лучше себе представила эту замечательную

писательницу, которая к тому же пишет о Толстом, что меня как представителя

русской культуры, без сомнения, заинтересует. Кстати, прямо сейчас можно и

сходить за книгой, издательство-то тут, недалеко. Ну, мне отказываться было

неудобно, мы с ней и пошли. Там она дала мне маленькую желтенькую книжечку

«Lettre d’été» и уж заодно еще вторую, потолще – про охотника. Обе книги были

украшены красными бумажными лентами с названием соответствующей премии.

Я взяла эти книги, сказала Люси «спасибо» и отправилась домой, а

поскольку времени свободного у меня было полно, я решила почитать, хотя книг

уже давно не читала, ну хотя бы эту тоненькую книжечку про Толстого, что-то

забавное там наверняка можно найти. В самом начале автор описывала то, как

она заболела и чуть не умерла (правда, и Люси мне что-то такое говорила, ей, кажется, даже долбили черепушку, у нее в мозгу лопнул какой-то сосуд), потом

постепенно поправляется, приходит в себя, и все это происходит благодаря

Левочке (Левочка – это Толстой), она обращается к нему в своей книге

исключительно на «ты». «Ах, Левочка, ты ненавидел женщин - и правильно, они

сами виноваты, они никогда тебя не понимали, а ты, несчастный, вынужден был

общаться с ними, и даже когда Соня привезла тебе эту подушечку, ты был прав, что отказался класть ее себе под голову, для тебя это было очень болезненно, как

ее навязчивая забота не давала тебе почувствовать себя свободным. Ты все понял

тогда, Лева, Левочка, когда увидел ее глаза…» - и вот такой херней было

исписано страниц сто, не меньше, но я все это прочла. После этого я, поскольку

уже давно не читала книг и отвыкла от этого процесса, сразу же взяла ее вторую

книгу и решила прочитать сразу две: сказав А, почему бы не сказать и Б. Вторая

книга, кажется, была посвящена японскому летчику-камикадзе; начиналась она с

описания семейного обеда: мама, дочка – мама накладывает дочке салатик и

приговаривает, что это приготовлено по рецепту ее покойной бабушки, а потом и

тортик будет, и тоже по тому же рецепту… На самом деле и сама мама тоже уже

давно покойница, просто это дочка ее вспоминает, а папа у дочки, наверное, и

был летчик, «летчик-ноль» – тут меня чуть не стошнило, не стоило так сразу

перебирать.

На следующее утро раздался звонок от Люси, она интересовалась, как мне

книги Паскаль Роуз. Я, естественно, ответила: «Да, очень интересно, какое

глубокое понимание русской литературы!» -- «А-а, видите! – в скрипучем голосе

Люси послышалось торжество. - Ну так вот, приходите завтра в 11 утра в

издательство, я хочу кое-что вам предложить, очень интересное! Приходите, не

пожалеете!» - и она повесила трубку. Я весь вечер думала, что она такое хочет

мне предложить. Все-таки русская коллекция в крупном парижском издательстве

- чем черт не шутит! Утром я ровно в 11 часов стояла перед дверями ее кабинета.

Люси, как всегда, бодрая, накрашенная, напоминающая старый сморщенный

пожелтевший корень, уже сидела на месте. «Здравствуйте, здравствуйте, заходите, вы как раз вовремя!» И только я успела сесть, как дверь открылась и в

кабинет легкой походкой вошла дама, я бы даже сказала, девушка, но нет, все же

не девушка, лет уже под полтинник. Но вполне хорошо сохранившаяся, с черной

челочкой на лбу и хвостиком на затылке, очень милая, улыбчивая, приветливая -

34

типичная француженка, поздоровалась с Люси, со мной и уселась за стол

напротив.

«Ну вот, - произнесла Люси по-французски, смакуя каждое слово и

торжествующе глядя на меня, - вы хотели интервью с Паскаль Роуз, вы его

получили!» Я прямо оторопела от такой наглости, у меня просто челюсть

отвалилась, я уставилась на Люси, а она тоже смотрела на меня и улыбалась

своей кровожадной улыбкой, кажется, вполне удовлетворенная, даже кайф

наверняка поймала. Но я никогда не могла научиться хамить людям, которые

старше меня, а она-то уж меня гораздо старше, поэтому я в результате

промямлила что-то нечленораздельное, покорно полезла в свою сумку и извлекла

оттуда ручку и свою записную книжечку, другой бумаги у меня с собой не

оказалось. От одного взгляда на эту записную книжечку, которую я так любила, во мне поднялась жуткая злоба, я ее недавно себе завела, решив записывать туда