Маруся Климова

духовности и доброты, которые я должна продемонстировать. Поневоле

59

согласишься с депутатами Госдумы, подозревающими Сороса в подрывной

деятельности. Лично я это на собственном опыте почувствовала…

Стоило бы, кстати, проанализировать с этой точки зрения и творчество

лауреатов российских литературных премий за последние десять лет. За что и

кто дает деньги? И хотя я не помню практически ни одной фамилии, но почти

уверена, что и тут спонсоры действуют в унисон с Соросом, с той же подрывной

целью: превратить русских в расслабленных добрых идиотов. К счастью, в

России есть люди, которые совсем не читают книг, – на них вся надежда, можно

сказать, последняя… Правда имеется, к сожалению, еще и телевизор... Никакого

настоящего, последовательного и в высшей степени поучительного насилия, чтобы зрители поняли, как это обычно бывает в жизни, и готовились. Куда там!

Все гоняются за маньяками, совсем затравили несчастных…

Конечно, и во всей мировой литературе сегодня дела обстоят ненамного

лучше, чем в русской. Но все-таки там есть кое-какие проблески здравого

смысла. Допускаю, что каким-нибудь замшелым критикам, находящимся под

воздействием давно вышедшей из моды русской литературы XIX века, персонаж

Селина Бардамю и кажется антигероем, но самому автору он таковым не

кажется: для Селина Бардамю – это герой, и более того alter ego. И для Жана

Жене матрос Кэрель, убивающий и предающий своих друзей, – это тоже предмет

восхищения и герой. Во всяком случае, никаких положительных альтернатив

авторы этим своим персонажам никогда не предлагают. А вот русский классик

Гончаров непременно заставляет ломать голову своих читателей над тем, кто же

все-таки предпочтительней: Обломов или же Штольц. И все постепенно

начинают склоняться к мысли, что все- таки Обломов, хотя сам автор вроде бы

считал, что Штольц, но талант опять ему чего-то там не позволил... Лично мне

сегодня глубоко плевать и на Обломова, и на Штольца, у меня и без того много

проблем, чтобы забивать еще себе голову подобной чушью. Но мне все-таки

хотелось бы, чтобы бесконечное бренчание на расстроенном рояле немного

поутихло, потому что порой все это очень сильно начинает действовать на

нервы. В конце концов, музыкант (он же писатель), садясь за свой «рояль», должен знать хотя бы сам, что, нажимая на ноту «до», он извлекает именно этот

звук, а не «соль» или «ля». Это, по-моему, должно быть минимальным

требованием, самым элементарным, чтобы признать писателя талантом, а тем

более классиком, то есть образцом для подражания…

Если же подражать русской классической литературе, то, как показало

время, можно прийти к очень-очень интересным результатам, в высшей степени

поучительным. Советская литература, например, своих классиков не дала, но, кажется, во всем старалась подражать русской. И надо сказать, советским

писателям талант очень много чего не позволил: у них уже все отрицательные

персонажи однозначно воспринимались как положительные, и соответственно, наоборот. До такой степени, что неважно даже, понимали это сами писатели или

нет, так как тут уже началась настоящая какофония. И самое главное, что своей

цели, воспитания нового человека, эта литература достигла. Было, кажется, такое

произведение в разгар так называемого «застоя» под названием «И это все о нем»

-- очень, по-моему удачное название, точное. Потому что, как позднее

выяснилось, советская литература и была «вся о нем», о будущем вкладчике

«МММ». Если сейчас это произведение прочитать, то, наверняка, можно будет

там обнаружить его портрет, портрет этого вкладчика, хотя я, признаюсь, деталей уже не помню…

Однако если продолжить аналогию с музыкой, то вообще-то, надо признать, что не только музыканты виноваты, но и у слушателей тоже должно быть не все

в порядке со слухом, если они громко аплодируют тому, кто фальшивит.

60

Поэтому так и опасна тонкая фальшь, что она постепенно притупляет слух, приучает к фальши слушателей. А потом вдруг приходит какой-нибудь

совершенно отмороженный тип и начинает так бренчать на рояле, путая все

звуки, что после него все вообще перестают что-либо понимать. В русской

литературе первым таким абсолютным отморозком был, по-моему, Салтыков-

Щедрин. Тоже по-своему классик, надо признать. Его, мне кажется, в этом

отношении так до сих пор никому и не удалось переплюнуть. Самое интересное, что его почему-то называют сатириком, хотя, ко всему прочему, он, по-моему, был начисто лишен чувства юмора: лично я что-то не помню, чтобы его книги

хоть раз вызвали у меня улыбку.