Маруся Климова

Вообще, пора бы мне, наверное, уже закончить с XIX веком, надоело уже: вроде бы, кажется, все, ан нет – того забыла, этого забыла, за ниточку потянешь, а она, оказывается, так перепуталась с другими, что пока все не вытащишь, не

успокоишься, и все новые и новые переплетенные разноцветные шелковые

ниточки, скользкие, прочные, все в узелках, конца не видно. Как будто сидишь в

своем маленьком уютном уголке, защищенном от любых внешних воздействий, и никакие слова окружающих, никакие звуки вообще до тебя не доходят, разбиваются о невидимую преграду, а внутри, как за тонкой стеклянной, но

очень прочной стенкой, нахожусь я, и не так уж мне вроде и интересно что

происходит там, снаружи, но все равно я их всех вижу, а они меня – нет…

Приблизившись в своей истории к рубежу девятнадцатого и двадцатого

столетий, я вдруг отчетливо начинаю видеть, как эти два века отразились один в

другом, совсем как в зеркале. Все, буквально все представления о добре и зле, идеи, образы положительных героев… вдруг перевернулись и с зеркальной

симметрией перешли в другой век, превратившись в свою противоположность. И

даже красота с уродством, кажется, тоже полностью поменялись местами.

Одним из главных итогов русской литературы XIX века, видимо, стал

выдвинутый Достоевским тезис: «Красота спасет мир!» Вспоминая это

пророчество сегодня и оглядываясь по сторонам на окружающую реальность, я

честно говоря, с трудом могу сдержать улыбку. Хотя, может быть, высказывание

Достоевского следует понимать вовсе не как императив: мол, красота

обязательно, в любом случае, непременно спасет мир, -- а просто как

предположение, в том смысле, что если что-нибудь когда-нибудь и спасет мир, то это будет красота… Если же логически развить эту мысль, то соответственно

получается, что

уродство мир погубит. И вот это утверждение, на мой взгляд, 62

уже гораздо ближе к истине, то есть с большим основанием может

восприниматься в качестве императива! Современник Достоевского Леонтьев, судя по всему, тоже отдавал себе в этом отчет, поэтому, наверное, и предполагал, что подлинный «эстетик» в любых обстоятельствах непременно должен

противопоставлять себя господствующей в обществе точке зрения, то есть

ставить себя в самое затруднительное положение и тем самым… в общем-то

хоронить, добровольно уступая дорогу тем, кто никаким «подлинным

эстетизмом» себя не утруждает и спокойно обделывает свои дела. Вне всякого

сомнения, эти «практические» рекомендации Леонтьева объективно

способствуют, «дают зеленый свет» и т.п. грядущему торжеству уродства, бросающиеся в глаза признаки которого можно ныне повсюду наблюдать…

Я, к примеру, не могу без некоторого внутреннего содрогания даже думать о

предстоящем праздновании трехсотлетия Петербурга, даже слабые отголоски

приготовлений к этому событию -- вроде конкурса на лучший текст к «Гимну

великому городу» и т. п. - меня немного пугают. Честно говоря, мне бы вообще

хотелось где-нибудь отсидеться и не выходить из дома во время этого торжества.

И самое главное, что дело тут не только в том, чтобы не подпускать к

отпущенным на это мероприятие бабкам никого, у кого еще сохранилось хотя бы

минимальное эстетическое чувство – это само собой! Дело еще и в том, чтобы

провести все как можно более уродливо и безвкусно -- так, чтобы всех достать. В

этом, мне кажется, главный смысл и кайф всех подобных мероприятий, из

которых в целом и состоит жизнь современного человека.

Таким образом, самые «жестокие таланты» русской литературы Достоевский

и Леонтьев, в сущности, тоже выглядят сегодня наивными утопистами. Что

касается меня, то я вообще никогда не понимала, почему практически все

существующие на сегодняшний день антиутопии в той или иной степени носят

морально-этический, а не эстетический характер. Настоящая антитутопия, по-

моему, еще не написана, так как к морали она никакого отношения не имеет и

должна называться «Власть уродов» или как-то в этом роде. Впрочем, кажется, именно такую антиутопию и пишет теперь сама жизнь...

Короче говоря, сегодня, в конце XX и начале XXI века, можно с

уверенностью констатировать, что уродство очень скоро окончательно погубит

мир. И осуществится это при помощи деятельности «подлинных антиэстетиков», которые при любых условиях, в любых жизненных ситуациях будут тупо

обделывать свои дела, ничему и никому себя не противопоставляя, а, наоборот, всячески подстраиваясь под обстоятельства. На этот счет ни у кого не должно

быть никаких иллюзий, так как альтернатив данной перспективе, в сущности, нет

никаких, и чем больше претенденты на роль эстетов будут грузить себя