Маски Пиковой дамы

Были многочисленные меры по смягчению, девальвировавшие само понятие каторги, но полного помилования не последовало. «Милости к падшим» ангелам Николай I не явил. Возможно, потому, что Пушкин знал этих людей еще ангелами, а император увидел вызванную ими «сердитую стихию». Ангельский мятеж против Бога. Впечатление закрепилось во время следствия. Взаимные разоблачения, заведомо оговоренные люди, униженные просьбы о помиловании и клятвы в верности, которым нельзя верить…

Но отсутствие милости Божьей, прощения превращало мир в его противоположность — в ад. Явление на балу дам с вопросом: забвение или сожаление — перемещает действие из реальной плоскости в мифологическую. Опускает Петербург на дно Аида, где бьют соответствующие источники.

Часть вторая. «Лицо без красок»

Глава седьмая. «Домашняя мученица»

Единственным персонажем, которому в повести безусловно сочувствует читатель, является Лизавета Ивановна, бедная воспитанница старой графини. Между тем в конце именно ее судьба складывается наиболее благополучно, что воспринимается как воздаяние за невинные страдания, терпение, разбитое сердце et cetera.

По объему фрагмент «Заключения», посвященного обманутой воспитаннице, равен фрагменту о сумасшествии Германна. Томский с княжной Полиной, например, удостоились одной строки. Такое распределение уже указывает на крайнюю важность этого образа. Хотя, кажется, что в повести по значению она вовсе не равна Германну — герой-помощник, не более. Полновесной противоположностью немцу-инженеру выступает Старуха — от нее он желает заполучить тайну, ненароком ее убивает, она в образе привидения сводит героя с ума.

Девушка же только вступает в переписку с незнакомым военным, впускает его в дом, узнает, что он жаждет не ее, а денег, плачет… Тем не менее респект в «Заключении» говорит о более солидном месте. «Лизавета Ивановна вышла замуж за очень любезного молодого человека; он где-то служит и имеет порядочное состояние: он сын бывшего управителя у старой графини. У Лизаветы Ивановны воспитывается бедная родственница».

«Где-то служит»

О «любезном молодом человеке» можно было бы написать целую главу, как о муже Татьяны, дав ему в параллель столь же любезного и столь же молодого Евгения из «Медного всадника» или Ивана из «Езерского».

Прозванье нам его не нужно,
Хотя в минувши времена
Оно, быть может, и блистало
И под пером Карамзина
В родных преданьях прозвучало;
Но ныне светом и молвой
Оно забыто. Наш герой
Живет в Коломне; где-то служит,
Дичится знатных и не тужит
Ни о почиющей родне,
Ни о забытой старине.

«Где-то служит» повторено в обоих случаях. Евгений статский. Но начинал дворянский сын обычно в гвардии, потом, если не собирался делать военную карьеру, мог выйти в отставку в невысоких чинах и перейти в какой-либо департамент. Поэтому поиск нитей между мужем воспитанницы и конногвардейцем Нарумовым может оказаться перспективным[217]. Мы уже поняли, что персонаж происходил из заглохшего старинного рода. Однако, в отличие от бедного Евгения в «Медном всаднике», муж Лизаветы Ивановны имеет средства, потому что его отец вовремя стал «управителем».

Последний для того времени вовсе не лицо из третьего сословия. Эту должность часто занимали небогатые дворяне, такие как Андрей Тимофеевич Болотов, оставивший записки и служивший у Алексея Григорьевича Бобринского, побочного сына Екатерины II (вот и связь показала кончики заячьих ушей). Часто управляющими становились бывшие боевые товарищи богатого барина, которым не столь повезло со средствами. Известны письма своим управляющим гетмана Кирилла Григорьевича Разумовского и Александра Васильевича Суворова, в которых первые предстают скорее друзьями, чем слугами.

Не будет большой натяжкой предположить, что отец «любезного молодого человека» разделил военную службу с «покойным дедушкой» Томского, а когда господа уезжали за границу, вел их дела. Ведь кто-то же присылал барам во Францию «счета», доказывающие, что «в полгода они издержали полмиллиона», и напомнив, «что под Парижем нет у них ни подмосковной, ни саратовской деревни».

«Порядочное состояние» получено неправедно. Слуги в доме графини «наперерыв обкрадывали умирающую Старуху». Надо полагать, что и управитель не был исключением. Причем у него не могло возникнуть угрызений совести, поскольку в прежние времена «горбоносая красавица» превратила дедушку в «род… дворецкого» и отвешивала ему пощечины «в знак своей немилости».

В «Езерском» не зря сказано:

Мне жаль, что мы руке наемной
Дозволя грабить свой доход,
С трудом ярем заботы темной
Влачим в столице круглый год.