Читаем Маски Пиковой дамы полностью

Тем более интересны совпадения: «Зависимость моего положения была всегда мне тягостна. Конечно, Авдотья Андреевна воспитывала меня наравне с своею племянницею. Но в ее доме я все же была воспитанница, а ты не можешь вообразить, как много мелочных горестей неразлучны с этим званием. Многое должна была я сносить, во многом уступать, много не видеть, между тем как мое самолюбие прилежно замечало малейший оттенок небрежения. Самое равенство мое с княжною было мне в тягость. Когда являлись мы на бале, одетые одинаково, я досадовала, не видя на ее шее жемчугов. Я чувствовала, что она не носила их для того только, чтоб не отличаться от меня, и эта внимательность уже оскорбляла меня. Неужто предполагают во мне, думала я, зависть или что-нибудь похожее на такое детское малодушие? Поведение со мною мужчин, как бы оно ни было учтиво, поминутно задевало мое самолюбие. Холодность их или приветливость, все казалось мне неуважением. Словом, я была создание пренесчастное, и сердце мое, от природы нежное, час от часу более ожесточалось».

Повторение слов «пренесчастное», «самолюбие» и «зависимость» заставляет видеть внутреннее тождество обоих отрывков. Однако Лиза из «Романа в письмах» могла уехать в деревню к бабушке и зажить «хозяйкой», не скучая по «роскоши». А у Лизаветы Ивановны в «Пиковой даме», видимо, своей вотчины нет, ей некуда бежать, кроме смиренной светелки. Что делает приход «избавителя» еще более желанным.

Отсылка к Данте, упоминание чужого хлеба уводят к черновику «Цыган» 1824 года, где Алеко радуется рождению сына от Земфиры, который «дитя любви, дитя природы», но не дитя закона:

Не испытает мальчик мой,………………………………………………………….Сколь черств и горек хлеб чужой —Сколь тяжко медленной ногойВсходить на чуждые ступени.

Возможно, Лизавета Ивановна — побочная дочь кого-то из родни графини и поэтому не имеет своей деревеньки. Например, одного из сыновей Старухи. (Самой Анне Федотовне и 20 лет назад рожать было бы поздно.) Бедная воспитанница на самом деле кузина Томского, если не его сводная сестра. А потому переход к ней через брак части состояния благодетельницы обретает некую законность. Кроме того, на таких девицах из богатых семей часто женились отпрыски управляющих, что обеспечивало им негласную карьерную поддержку со стороны теневой родни.

«Она строга, властолюбива…»

Итак, героини самолюбивы, нежны, терпят зависимость, подозревают неуважение, «прилежно» замечают «малейший оттенок небрежения», ожесточаются от происходящего, ждут героя.

Любопытно слово «зависть», которое проскакивает у Лизы из «Романа в письмах». В данном случае отрицание — уже утверждение. Да, обеим есть чему завидовать у других, хотя они сами себе не готовы признаться в постыдном чувстве.

Их царапает мужское поведение. Не то чтобы им нравился кто-то определенный, но… они питают безадресную ревность к «холодным и наглым невестам».

Все перечисленные качества напоминают характеристику «ада грозной царицы» из «Прозерпины»: «равнодушна и ревнива». А также графиню из «Пажа…»: «Она строга, властолюбива… / И ужас, как она ревнива». У образа «бедной воспитанницы» обнаруживается грозная изнанка.

Оба стихотворения справедливо адресуются императрице Елизавете Алексеевне, супруге Александра I. Существует и иная атрибуция, позволяющая увидеть целую цепь женских головок за строкой Пушкина. Автор не сторонник взгляда, при котором каждая «графиня» непременно должна стать Воронцовой и каждая «царица» или «богиня», тем более Клеопатра Невы, — ею же. «Но всему же есть граница!» Просто считает, что в одном и том же стихотворении могут появляться разные женские лица, сплавленные воедино и на самом деле принадлежащие лишь Музе поэта. Ее же маски изменчивы. Первой страстью стала супруга императора.

Раздраженные, несправедливые отзывы Пушкина об Александре I легче понять, если учесть это чувство. Юного лицеиста, как и многих его современников, пленяла государыня — прекрасная, но таинственная и грустная. Прямо императрица названа поэтом лишь в «Ответе на вызов написать стихи в честь Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Елизаветы Алексеевны»{10} 1818 года:

На лире скромной, благороднойЗемных богов я не хвалилИ силе в гордости свободнойКадилом лести не кадил.Свободу лишь учася славить,Стихами жертвуя лишь ей,Я не рожден царей забавитьСтыдливой музою моей…
Перейти на страницу:

Похожие книги

Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение
История мировой культуры
История мировой культуры

Михаил Леонович Гаспаров (1935–2005) – выдающийся отечественный литературовед и филолог-классик, переводчик, стиховед. Академик, доктор филологических наук.В настоящее издание вошло единственное ненаучное произведение Гаспарова – «Записи и выписки», которое представляет собой соединенные вместе воспоминания, портреты современников, стиховедческие штудии. Кроме того, Гаспаров представлен в книге и как переводчик. «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла и «Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом» читаются, благодаря таланту Гаспарова, как захватывающие и увлекательные для современного читателя произведения.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Анатолий Алексеевич Горелов , Михаил Леонович Гаспаров , Татьяна Михайловна Колядич , Федор Сергеевич Капица

История / Литературоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Словари и Энциклопедии