Mater Hispania: христианство в Испании в I тысячелетии

Однажды Колумба попросила сестер, чтобы среди их келий они выделили ей какой-нибудь уголок, где она могла бы находиться наедине с собой, вдали от всякого шума. Святые сестры согласились, желая ей помочь в святых подвигах, которые, как они считали, и так уже заслуживали награды. Стремление к святому образу жизни достойно награды, так же и духовная любовь в отношении благочестиво живущих, и благое единомыслие приравнивается к делам, потому что единомыслие разрушается не душевными качествами, но недостатком сил, когда иногда не хватает жизненной энергии для осуществления дел, хотя душа стремится для наслаждения подобным. Все стремятся участвовать в святом деле, и это желание весьма угодно Христу, потому общее стремление к братской святости происходит в совершенной любви.

Получив благословение сестер, почтенная дева, не принимая участия в монастырских делах, проводила почти все время в размышлениях о Боге и изучении Писания, вздыхая и изливая горькие слезы – этим особым небесным даром она превосходила многих, – затем она снова возвращалась к людям, чтобы укреплять души девушек божественной пищей. Говорят, что она часто по три или четыре часа проводила в молитвах и даже до полудня лежала простершись в молитве, и хотя не было слышно никаких вздохов и тело не сотрясалось от рыданий, однако, она плакала молча, так что циновка, на которой она, распростершись, молилась, была мокрой от слез. Усердно молясь и думая о своей жизни, она внезапно погружалась в размышления, так что потоки слез из глаз стекали на подбородок и капля за каплей словно с крыши падали на землю.

Когда яростное преследование, свирепо разрушающее церкви, приблизилось к этому собранию женщин в городе, они переселились в небольшое поместье, только что приобретенное для них рядом с базиликой святого Киприана. Поселившись там, блаженная дева плакала и сильно скорбела о своей спокойной жизни, которую она вела в горах, и о городском шуме. Часто восклицала она в сердце и устами: Ты знаешь, Господи, что я не пожелала дня человеческого на земле (Иер.17:16). Она все время проповедовала, все время молилась, все время пела псалмы, в ее устах всегда можно было услышать хвалу и благословение Господа. Место жительства девушек примыкало к стенам упомянутого святилища и только забором отделялось от входа в алтарь, и если она случайно слышала, что клирики в дни памяти мучеников пели какое-нибудь песнопение, восхваляющее святых, то сразу же под влиянием сладости небесного она начинала плакать, так что казалось, она про себя говорила: Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие! Слезы мои были для меня хлебом день и ночь, когда говорили мне всякий день: где Бог твой? (Пс.41:3–4). Когда разум святого человека отделяется от телесных пут, которыми он удерживается в этом земном путешествии от несказанного сияния святых, высушенный жаждой высших желаний, как будто стены мешают быстрым шагом прийти в желанную страну живущих, так и она, считая, что телесный груз ей препятствует, плачет и говорит: Слезы мои были для меня хлебом день и ночь, когда говорили мне всякий день: где Бог твой? (Пс.41:4). Она во что бы то ни стало хотела быть с Тем, с Кем апостол стремился пребывать после смерти, говоря: Разрешиться и быть со Христом лучше (Флп.1:23).

Святая Колумба, постоянно приносила обеты, доставляя себе самой больше мучений, чем свирепый палач, продолжая бдения, посты и молитвы. Все перенесенные по собственному и добровольному обету мучения были незначительными, не полагаясь на свои заслуги, хотя имела их множество, и, боясь, как бы сотый плод своего девства не оказался бесполезным перед Отцом, она, не колеблясь, жаждет невыразимой пользы мученичества, которое грешников отправляет прямой дорогой в царствие небесное, ибо в Евангелии сказано: Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф.11:12).

Теперь еще больше пылая любовью ко Христу, желая быстрыми шагами придти к Тому, Кому она верно служила, часто побуждаемая к этому некими откровениями, однажды, уйдя из убежища, тихо открыв ворота, она отправилась на площадь, и, хотя не знала городских улиц, тем не менее осторожно выведала, где находился судья.