Матильда

– Молот, – объяснила Гортензия, – это на самом деле такое пушечное ядро на проволоке, и метатель – он крутит, крутит его у себя над головой, всё быстрей, быстрей, быстрей, а потом отпускает. Тут силища нужна – прямо жуть. Чтоб рука у неё оставалась в форме, Таррамбахиха может что угодно крутить, детей особенно.

– Ох ты господи! – охнула Лаванда.

– Я один раз сама слышала, – продолжала Гортензия, – она говорила, что крупный мальчик весит примерно столько же, сколько олимпийский молот, и на таких мальчиках лучше всего тренироваться.

Но тут произошло нечто странное. На площадке для игр, где всё это время царили весёлый шум и гам, вдруг установилась могильная тишина.

– Внимание! – шепнула Гортензия. Матильда с Лавандой огляделись и увидели, как гигантская фигура мисс Таррамбах грозным шагом проходит сквозь толпу мальчиков и девочек. Дети спешили отойти в сторону, пропуская её, и проход её по асфальту был подобен проходу Моисея по дну Красного моря, когда расступились воды. Халат, пояс, пряжка, брючки – в общем, полный ужас! Мускулы под коленками выпирали, как два грейпфрута.

– Аманда Трипп! – крикнула она. – Аманда Трипп, кому говорю? Немедленно подойди сюда!

– Ну, начинается! – шепнула Гортензия.

– И что будет? – шепнула в ответ Лаванда.

– Эта дура Аманда, – сказала Гортензия, – за каникулы ещё сильнее отрастила свои длинные волосы, и мамаша ей косички заплела. Ну не идиотство?

– А почему идиотство? – удивилась Лаванда.

– Если Таррамбахиха что-то ну абсолютно на дух не переносит – так это косички, – объяснила Гортензия.

Матильда и Лаванда увидели, как великанша в зелёных брючках подошла к девочке лет десяти с золотыми косами по плечам. На кончике каждой косы был бант из синей атласной ленты, и всё это вместе выглядело очень красиво. Девочка с косами, Аманда Трипп, замерла, глядя на надвигающуюся громаду, и на лице у неё было примерно такое выражение, какое вы, может быть, наблюдали на лице у того, кто вдруг, не имея пути к отступлению, оказался прямо перед разъярённым быком, собирающимся его забодать. Девочка как прилипла к месту, так и стояла в ужасе, дрожа, вытаращив глаза и зная, что лично для неё день Страшного суда уже определённо настал.

Вот мисс Таррамбах подошла к своей жертве и остановилась, нависая над ней.

– Чтоб этих вонючих кос и в помине не было, когда ты завтра явишься в школу! – рявкнула она. – Срезать и выкинуть в мусорный бак! Ясно?

Аманда, окончательно остолбенев от ужаса, кое-как пролепетала:

– А м-м-маме они н-нравятся. Она м-м-мне их каждое утро зап-п-плетает.

– Вот и дура твоя мать! – взревела Таррамбах. Ткнула пальцем, очень похожим на батон салями, в голову девочки и прокричала: – Ты на крысу похожа, у которой два хвоста из головы растут!

– А м-м-мама говорит, что мне т-т-так очень ид-д-дет, мисс Т-т-таррамбах, – от страха Аманда заикалась и тряслась, как бланманже.

– А мне плевать с высокой горы на то, что говорит твоя мать! – взвизгнула Таррамбах. И тут она нагнулась, цапнула Аманду за косы, сгребла их в правый кулак и оторвала девочку от земли. А потом стала вертеть её, вертеть, раскручивать у себя над головой, все быстрей, быстрей, быстрей, и Аманда кричала как резаная, а Таррамабах орала:

– Я покажу тебе косы, крысёныш ты гадостный!

– Олимпийский чемпион, – пробормотала Гортензия. – Она её раскручивает, как молот. Ей-богу, сейчас метнёт!

Таррамбах откинулась назад, ловко крутанулась на носках, и Аманда Трипп замелькала, замелькала, как мелькают спицы в быстро-быстро катящемся колесе, так что её уже почти не было видно, и вдруг, мощно крякнув, Таррамбахиха – р-рраз! – отпустила косички, и Аманда ракетой перелетела через ограду и высоко взмыла в небо.

– Отличный бросок, сэр! – крикнул кто-то на площадке, и Матильда, загипнотизированная всем этим безумием, увидела, как Аманда по длинной изящной параболе полетела в поле. Она упала в траву, трижды на ней подскочила, как на пружинах, и затихла. А потом, как это ни поразительно, она села. Вид у неё был слегка ошалелый, да оно и неудивительно, но примерно через минуту она снова была на ногах и, спотыкаясь, побрела к площадке.

Таррамбах стояла на площадке, потирая руки.

– Недурно, – заметила она. – Учитывая, что я толком не тренируюсь. Нет, очень, очень даже недурно, – и она зашагала прочь.

– Она сумасшедшая, – сказала Гортензия.

– А родители не жалуются? – спросила Матильда.

– А твои бы стали? – Гортензия ей ответила вопросом на вопрос. – Мои – точно нет. Она с родителями обращается в точности как и с детками, и все они её до смерти боятся. Ну, пока-пока, до встречи, – и удалилась важной походкой.

Брюс Ирландер и шоколадный торт

– И как это ей сходит с рук? – удивлялась Лаванда. – Ведь эти дети, конечно, придут домой и всё расскажут родителям. Уж мой папа точно бы поднял дикий крик, если бы я ему рассказала, что директриса вздёрнула меня за волосы и закинула за забор!

– Ничего бы он не поднял, – сказала Матильда, – и знаешь почему? Он бы тебе просто не поверил.

– Да ты что, поверил бы, конечно!