Это предложение было приятно лидеру андалусцев, который тремя годами ранее снова овладел Эсихой. Годом раньше он, после длительных раздумий, совершил решительный шаг – вместе со всей семьей принял христианство. В глубине души он уже давно был христианином. Только страх лишиться мусульманских союзников мешал ему последовать примеру отца, который вернулся в лоно церкви несколькими годами ранее. Последующие события показали, что его сомнения были обоснованными. Яхья, один из самых опытных офицеров, покинул его, объяснив, что он гордился службой мусульманину Омару ибн Хафсуну, но совесть не позволяет ему служить Самуэлю – такое имя Омар получил при крещении. Ибн аль-Хали, бербер – правитель Каньете, прежде бывший его союзником, теперь объявил ему войну и стал прощупывать почву относительно Ибрагима у султана. Можно сказать, что отступничество Ибн-Хафсуна повсюду стало сенсацией. Мусульмане с ужасом рассказывали друг другу, что во владениях «проклятого» все ключевые посты занимают христиане, а правоверным не на что надеяться, и к ним относятся с презрением. С помощью факихов придворные умело использовали все эти более или менее обоснованные слухи и постарались убедить верующих, что их вечное спасение окажется под вопросом, если они не выступят, все как один, чтобы уничтожить отступника.
В таких обстоятельствах предложение правителя Севильи оказалось весьма кстати. Ибн-Хафсун везде искал союзников. Он начал переговоры с Ибрагимом ибн Касимом, правителем Асилы (в Африке), с бени каси и королем Леона, но союз с Ибн-Хаджаджем был идеальным во всех отношениях, поскольку мог вернуть ему хорошее отношение мусульман. Поэтому он поспешил заключить договор, и, когда Ибрагим послал ему деньги и кавалерию, его власть стала такой же прочной, как раньше.
Неудачи преследовали султана. Его политика всегда рикошетом ударяла по нему. Его попытка умиротворить самого могущественного арабского вождя оказалась такой же неудачной, как предыдущие старания привлечь на свою сторону главу испанской партии. Чтобы эффективно сопротивляться лиге, которая формировалась против него, было необходимо использовать абсолютно все имеющиеся силы, а это означало прекращение ежегодных экспедиций за данью и скорое опустошение казны. Ему оставалось только одно: унизиться перед Ибн-Хафсуном и предложить ему условия мира настолько привлекательные, чтобы он не смог отказаться. Нам неведомо, что это были за условия. Известно только, что переговоры были долгими, мир был заключен в 901 году, и Ибн-Хафсун передал султану четырех заложников, среди которых были Халаф, один из его казначеев, и Ибн-Мастана. Ибн-Хайян утверждает, что первые шаги предпринял Ибн-Хафсун. В данных обстоятельствах это представляется крайне маловероятным.
Правда, мир оказался недолговечным. Мы не знаем, нашел ли его невыгодным Ибн-Хафсун, или султан не выполнил свою часть соглашения. Но только в 902 году война вспыхнула с новой силой. В этом году Ибн-Хафсун имел беседу с Ибн-Хаджаджем в Кармоне. «Отправь мне, – сказал он, – цвет твоей кавалерии под командованием благородного араба (имелся в виду Фахиль ибн Аби Муслим, командир севильской кавалерии), потому что я намерен скрестить мечи с Ибн-Аби Абдой на границе. Верю, что смогу победить его, и тогда на следующий день мы разграбим Кордову». Фахиль присутствовал при этой беседе. Он был истинным арабом и больше симпатизировал делу султана, чем испанцев, и его оскорбил презрительный тон Ибн-Хафсуна.
– Абу Хафс, – сказал он. – Не следует с презрением относиться к армии Ибн-Аби Абды. Она немногочисленна, но остается великой. Пусть вся Испания объединится против нее, она не побежит.
– Твои слова напрасны, – ответствовал Ибн-Хафсун. – Что может сделать этот Ибн-Аби Абда? Сколько у него солдат? Что касается меня, у меня есть шесть тысяч всадников. Добавь к этому пять сотен под командованием Ибн-Мастаны и, скажем, такое же количество твоих людей. Вместе мы уничтожим армию Кордовы.
– Однако мы можем потерпеть поражение, – резонно заметил Фахиль. – Но не пойми неправильно то, что я не поддерживаю твой план. Ты знаешь солдат Ибн-Аби Абды так же хорошо, как я.
Несмотря на оппозицию Фахиля, Ибн-Хаджадж одобрил планы союзника и велел своему военачальнику присоединиться к нему.
Узнав от своих лазутчиков, что военачальник Омейядов выступил из Хениля и разбил лагерь в районе Эстепы, Ибн-Хафсун вышел навстречу для атаки. Хотя с ним была только кавалерия, он одержал блестящую победу – противник потерял более пяти сотен человек. К вечеру на поле боя появилась пехота – пятнадцать тысяч человек. Не дав им передохнуть, Ибн-Хафсун приказал наступать. После этого, войдя в палатку Фахиля, он воскликнул:
Хафсун вышел навстречу для атаки. Хотя с ним была только кавалерия, он одержал блестящую победу – противник потерял более пяти сотен человек. К вечеру на поле боя появилась пехота – пятнадцать тысяч человек. Не дав им передохнуть, Ибн-Хафсун приказал наступать. После этого, войдя в палатку Фахиля, он воскликнул:
– А теперь нам пора вступить в бой!