– Против кого? – поинтересовался Фахиль.
– Против Ибн-Аби Абды.
– О, Абу Хафс! Желать две победы за один день – значит искушать судьбу, проявить неблагодарность к небесам. Ты уже опозорил врага, нанес ему такие большие потери, что пройдет очень много времени, прежде чем он оправится от такого поражения. Лишь лет через десять он сможет думать об отмщении. Остановись! Не доводи его до отчаяния!
– Мы обрушим на него такие силы, что он будет благодарить Всевышнего, если у него хватит времени вскочить в седло и бежать!
Фахиль встал, но, надевая нагрудную пластину, воскликнул:
– Бог свидетель, я не хотел принимать участие в этом действе!
Пока союзники, желая использовать элемент внезапности, двигались в полной тишине, Ибн-Аби Абда, тяжело переживавший поражение, сидел за столом со своими командирами. Неожиданно их внимание привлекло появившееся вдали пыльное облако. Один из командиров, Абд аль-Вахид Рути, покинул шатер, чтобы рассмотреть его внимательнее. Вернувшись, он сказал:
– Друзья, темнота помешала мне рассмотреть детали, но, по-моему, Ибн-Хафсун с кавалерией и пехотой надеется застать нас врасплох.
Командиры сразу же схватили оружие, побежали к своим коням, прыгнули в седла и повели своих людей на противника. Приблизившись, они закричали:
– Бросьте копья! Используйте мечи!
Приказ был выполнен, и роялисты атаковали противника с такой яростью, что убили пятнадцать сотен человек и вынудили остальных искать убежище в лагере.
На следующее утро султану стало известно, что его армия, сначала потерпев поражение, в конечном счете одержала победу. Обозлившись на союзников, он приказал казнить заложников. Три заложника Ибн-Хафсуна были обезглавлены, четвертый, Ибн-Мастана, спас свою жизнь, поклявшись султану в верности. Следующим был Абд-ер-Рахман, сын Ибн-Хаджаджа. Его отец не жалел ни обещаний, ни средств, чтобы обеспечить ему сторонников при дворе, и не уставал повторять, что, как только султан вернет ему сына, он вернет ему свою преданность. Среди друзей Абд-ер-Рахмана был славянин Бадр, который проявил смелость и обратился к монарху, когда Абд-ер-Рахман уже приготовился к смерти.
– Господин, – сказал он, – прости мою дерзость, но соблаговоли выслушать. Заложников Ибн-Хафсуна больше нет, и, если ты казнишь сына Ибн-Хаджаджа, эти люди объединятся в желании отомстить. Невозможно успокоить Ибн-Хафсуна, потому что он испанец, но нет ничего невозможного в привлечении на свою сторону Ибн-Хаджаджа. Ведь он араб.
Султан собрал визирей и посоветовался с ними. Кстати, ни у одного другого султана не было такого количества визирей. Иногда их было больше тридцати. Те единодушно одобрили совет Бадра. После ухода визирей Бадр снова обратился к султану. Он сказал, что если монарх отпустит Абд-ер-Рахмана на свободу, то в будущем сможет рассчитывать на лояльность лидера севильцев. Видя, что султан колеблется, Бадр попросил своего влиятельного друга, казначея Тохиби, составить памятную записку, в которой предложить султану согласиться с Бардом. Документ развеял последние сомнения султана, и тот велел Тохиби вернуть Абд-ер-Рахмана отцу. Ибн-Хайян ошибочно относит это событие к 287 году по хиджре вместо 289 года.