Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века

Примирение султана с Ибн-Хаджаджем стало началом новой эры, ставшей свидетельницей восстановления королевской власти. Севилья была колыбелью восстания на западе, и теперь, когда она сдалась, все другие регионы от Альхесираса до Ньеблы были вынуждены уступить. На протяжении последних девяти лет правления Абдуллаха дань выплачивалась настолько пунктуально, что за ней даже не приходилось посылать войска. И султан сосредоточил свои силы против юга. Этот удачный результат был достигнут благодаря мудрым советам Бадра, и султан, чувствовавший себя в долгу перед этим человеком, не скупился на изъявления благодарности. Он даровал ему титул визиря, ввел в круг своих самых близких друзей и настолько доверял ему, что Бадр, хотя и не занимал должность хаджиба, по сути выполнял все его функции.

На юге армия султана действовала с большим успехом. В 903 году был взят Хаэн; в 905 году – выиграно сражение при Гвадалбульоне против Ибн-Хафсуна и Ибн-Мастаны. В 906 году у Бени аль-Хали отобрали Каньете. В 907 году армия заставила Арчидону платить дань, в 909 году отобрала у Ибн-Мастаны Луке, в 910 года захватила Баэсу. В следующем году жители Иснахара восстали против своего правителя, Фадля ибн Салама, родственника Ибн-Мастаны, убили его и послали его голову султану. На севере тоже произошли изменения. В критический момент – в 898 году – существовало опасение, что две могущественные испанские силы на севере и юге могут заключить союз. Мухаммед ибн Лопе из клана Бени Каси обещал посетить провинцию Хаэн, чтобы переговорить с Ибн-Хафсуном. Однако он не смог отправиться на встречу лично – помешала война, которую он вел с аль-Анкаром, правителем Сарагосы, и потому он послал вместо себя своего сына Лопе. Лопе прибыл в Хаэн и ждал появления Ибн-Хафсуна, когда узнал о смерти отца, убитого при осаде Сарагосы. Он сразу поспешил домой и не встретился с Ибн-Хафсуном. Больше ничего не было слышно о планируемом союзе, который вызывал столько волнений при дворе. Лопе даже не думал проявлять враждебность к султану, даже наоборот, искал его милости, и Абдуллах назначил его правителем Туделы и Тиразоны (Тириассо). Лопе вел бесконечные войны с соседями – в том числе с правителем Уэски, королем Леона, графом Барселоны, графом Пальярса и королем Наварры, – пока не был убит в схватке с последним в 907 году. Его брат Абдуллах, ставший его преемником, также воевал не с султаном, а с королем Наварры. Бени Каси перестали быть источником опасности для Омейядов.

Политический горизонт был чист. В Кордове в будущее смотрели с уверенностью. Поэты слагали хвалебные песни, подобных которым не слышали уже много лет. Тем не менее королевская власть развивалась медленно, и ничего существенного не было достигнуто, когда 15 октября 912 года умер Абдуллах – на шестьдесят восьмом году жизни и двадцать четвертом году своего правления.

Наиболее вероятным наследником трона был Абд-ер-Рахман, сын старшего сына Абдуллаха – неудачник Мухаммеда, убитого собственным братом Мотаррифом по наущению отца. Оставшись сиротой в раннем детстве, Абд-ер-Рахман был воспитан дедом, который, испытывая бесконечное раскаяние, сосредоточил на этом ребенке всю любовь, на которую был способен. Однако Абд-ер-Рахману еще не было двадцати двух лет, и существовало опасение, что его дяди и двоюродные деды будут оспаривать у него трон. Закона о наследовании престола не было. Когда трон освобождался, его обычно занимал самый старший или самый способный член королевской семьи. Но вопреки всем ожиданиям никто не препятствовал восхождению Абд-ер-Рахмана на престол. Напротив, принцы и придворные чрезвычайно обрадовались, судя по всему, видя в этом событии залог будущей славы и процветания. Все дело в том, что юный принц рано научился привлекать на свою сторону людей, которые неизменно были очень высокое мнение о его талантах.

Абд-ер-Рахман III, продолжая работу, начатую дедом, использовал совершенно другие методы. На смену неуверенным и извилистым действиям Абдуллаха пришла открытая, решительная и смелая политика. Не желая ходить окольными путями, он прямо сказал испанским мятежникам, что ему нужна от них не дань, а их замки и города. Тем, кто подчинится, он обещал полное прощение, а остальным – суровое наказание. На первый взгляд такие претензии должны были объединить против него всю Испанию. Но на деле вышло иначе. Его уверенная решимость успокоила, а не взбудоражила недоброжелателей, и его политика, далекая от поспешности и необдуманности, была продиктована интеллектуальными и политическими тенденциями времени.