Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века

Едва ли стоит говорить, какую большую радость испытал Ибн-Хаджадж, заключив в объятия своего любимого сына, которого не видел шесть лет. И он не поскупился на изъявления благодарности. Объявив в письме султану после смерти Ибн-Хальдуна, что последний всегда подстрекал его к мятежу, он, вероятнее всего, говорил правду. Кораиб был его злым гением, и теперь, когда этого честолюбивого и коварного человека не стало, для Ибн-Хаджаджа многое изменилось. Не доводя дело до окончательного разрыва с Ибн-Хафсуном, которому он продолжал слать подарки, Ибн-Хаджадж все же перестал быть его союзником. Он больше не выказывал враждебности султану, а регулярно выплачивал дань и отправлял людей в армию. По отношению к суверену он стал принцем-данником, но в своих владениях его власть ничем и никем не ограничивалась. Он содержал армию, назначал всех официальных лиц в Севилье, от кади и префекта полиции до бейлифа. У него был личный совет, охрана из пятисот рыцарей и парчовое платье, на котором золотом были вышиты его титулы. Он правил с княжеским благородством. Неумолимый при отправлении правосудия, он проявлял безжалостность к преступникам и железной рукой поддерживал строгий порядок. Принц и купец, литератор и покровитель искусств, он получал дары от зарубежных правителей. Корабли везли ему богатейшие ткани из Египта, ученых из Аравии, певиц и танцовщиц из Багдада. Красавица Камар, которую он приобрел за баснословную сумму, услышав о ее талантах, и бедуин Абу Мухаммед Одхри – грамматик из Хиджаза – стали украшением его двора. Последний, услышав неправильно построенную фразу или неверное слово, всегда вопрошал: «Ах, горожане, почему вы так плохо обращаетесь со своим языком?» Был общепризнанным авторитетом во всем, что касалось чистоты речи и правильности стиля. Остроумная Камар быстро добавила к своим музыкальным талантам красноречие, поэтический дар и непомерную гордость. Однажды, когда некие пустоголовые аристократы стали рассуждать о ее происхождении и прошлой жизни, она сочинила следующие строки:

«Они говорили, когда Камар приехала сюда, она была в лохмотьях, до этого ей приходилось покорять сердца томными взглядами. Она ходила по пыльным дорогам из города в город. Поскольку она низкого происхождения, ей нет места среди благородных людей, а ее единственное достоинство – умение писать и сочинять стихи. Ах, не будь они клоунами, иначе говорили бы о незнакомке. Клянусь Аллахом, что это за мужчины, которые презирают единственное истинное благородство – то, которое дает талант. Кто избавит меня от неграмотных глупцов? Самая позорная в мире вещь – невежество, и, если бы невежество было пропуском для женщины в рай, я бы предпочла, чтобы Творец отправил меня в ад!»

Она явно была не слишком высокого мнения об арабах в Испании. Привыкшая к изысканной учтивости Багдада, чувствовала себя чужой в стране, где оставалось еще так много примитивного невежества и грубости. Только к принцу она относилась благосклонно и ему посвятила следующие стихи:

«На всем западе есть только один по-настоящему благородный человек, и это Ибрагим – воплощение благородства. Жить с ним великое наслаждение, и, когда его испытаешь, жизнь в другой стране покажется жалкой».

Камар не преувеличивала, когда воспевала хвалу либеральности Ибрагима. Ее мнение разделяли все, и поэты Кордовы, которых жадный султан едва не уморил голодом, стекались к его двору вместе со знаменитым Ибн-Абди Раббихи. Ибрагим никогда не забывал вознаградить их с княжеской щедростью. Только в одном случае он воздержался от подарка – когда Калфат, ядовитый сатирик, прочитал ему поэму, полную едких сарказмов, обращенных против чиновников и придворных Кордовы. Хотя Ибн-Хаджадж таил злобу против многих персонажей поэмы, он не выказал ни одного признака одобрения и, когда поэт закончил рассказ, холодно заметил: «Ты ошибаешься, если считаешь, что мне доставляет удовольствие набор вульгарностей и ругательств». Калфат вернулся в Кордову с пустыми руками. Разочарованный и обозленный, он излил свои чувства в следующих строчках:

«Не вини меня, жена, если я долго лил слезы после моего последнего путешествия. Оно принесло мне безутешное горе. Я надеялся встретить щедрого благородного человека и встретил безмозглого глупца».

Ибн-Хаджадж был не тем человеком, который мог терпеть подобные колкости. Услышав эти строки, он отправил поэту записку: «Если ты не воздержишься от насмешек, клянусь всем святым, ты лишишься головы, лежа в своей постели в Кордове». Калфат внял голосу рассудка и больше не писал сатир, направленных против правителя Севильи.

Глава 17 Абд-ер-Рахман III