Меч в ножнах из дикой сливы

Объединял братьев только заклинательский дар, текущая по меридианам энергия ци – так один иероглиф «фу» объединяет «жи», «солнце», и «юэ», «луну», превращая их в «инь» и «ян»[162]. И солнцем из них двоих, невзирая на цвет волос, был именно Дацзиншэнь. Солнцем, которое, по замыслу богов, должно было вечно светить над миром, согревая теплом всех живущих. Солнцем, которое пылало так ярко, что угасло раньше срока.

С их семьей не должно было случиться подобного: не тогда, когда на земли снизошел выстраданный в огне войны и ужасах Сошествия гор мир, в котором росло уже второе поколение заклинателей; не тогда, когда Дворец Дракона был отстроен заново, устремляясь к небу крылатыми крышами; не тогда, когда старый глава положил на восстановление клана все силы. И кому какое дело, что шепчут по углам о Третьем императоре? Кому какое дело, что этот титул не должен был появиться никогда? Даичжи рос в мирное время, когда небо, лазурное, как чешуя их покровителя-Дракона, не застилал дым пожаров, не перечеркивали вражеские силуэты на мечах. Даичжи не верил, что оскорбленные боги бросили своих подопечных на произвол судьбы. Как же это возможно, если энергия вольно течет по меридианам, если от полета и свободы его отделяет лишь тонкое лезвие меча? Меча, что легче оружия брата, но сделан точно по руке и откликается радостно на зов его силы; силы, что кажется танцем кисти над древним свитком, где описаны все чудеса мира.

С их семьей ничего не должно было случиться – но случилось.

Даичжи даже не понял, как и когда все началось. Со свадьбы Дацзиншэня и заклинательницы из пустынь Ляо? С рождения их сына Дацзюэ, младше его самого на жалкие девять лет? С болезни отца?

Брат любил супругу пылко и страстно, как только может любить мужчина в самом расцвете лет, способный покорить и луну, и звезды. В их сыне не чаял души уже сам Даичжи: юный третий наследник Хань Ин унаследовал отцовские серебристые волосы и прозрачные родниковые глаза матери, весь казался средоточием света. Чем больше проходило лет, тем больше росло осознание: в их клане зарождается второе, новое солнце, способное однажды затмить собой первое.

Отец… Да, пожалуй, началось все именно с отца.

Сначала он, болевший все чаще и дольше – сказывались старые раны, – стал передавать все больше обязанностей главы старшему сыну, а тот привлек брата для всякой бумажной работы, которую сам ненавидел. Потом отец окончательно слег и, пусть и числился еще главой клана, на советы и официальные визиты посылал всегда Дацзиншэня. В императорский дворец тоже ездил только он. Даичжи ни разу не сопровождал его и не видел императора; знал только, что тот, будучи уже в возрасте, женился на молодой заклинательнице из клана Вэй Далян и что их сын всего на год младше Дацзюэ.

Потом настало время переезда столицы: эту традицию заложил еще Первый император, и с тех пор каждые десять лет резиденция рода Чэнь меняла свое местоположение, перемещаясь по землям разных кланов. Последние десять лет императорский двор и все ведомства провели на землях Ляо, теперь настала очередь Цзи. Пока император готовился к переезду, Дацзиншэнь с женой все больше времени проводили вне Дворца Дракона, отговариваясь делами и налаживанием связей с другими кланами, а Даичжи делил свое время между медитациями, музыкальными тренировками, заботой о больном отце, племяннике и нуждами клана. На совершеннолетие брата Дацзиншэнь вернулся и остался на несколько дней; успели и отпраздновать вступление второго наследника во взрослую жизнь, и застать окончание жизни отца. Так Даичжи был вынужден снять едва надетую заколку-гуань, распуская волосы в знак траура, и сменить взрослые лазурные одеяния с вышивкой цветами магнолии на белые цвета смерти.

Знал ли он тогда, что не снимет эти одеяния еще четыре года, что его чжаньцуй[163] не ограничится скорбью по отцу?

До вступления Дацзиншэня в должность нового главы оставалась всего неделя. За два дня до назначенного срока он, проведший все это время с семьей, долго обнимал Даичжи, присоединился к нему в медитациях и ритуалах в храме предков, а под конец попросил присмотреть за племянником «в случае чего». Даичжи тогда удивился, но уточнять не стал и обещание дал, и Дацзиншэнь с женой и небольшим отрядом улетели в императорский дворец на церемонию.

Через два дня, ночью, за ним пришли.