– Ты… и Джем? – Он смотрел на нее так, словно она вдруг заявила, что летом идет снег, а в Лондоне зимой не бывает дождя.
В ответ Тесс прикоснулась к нефритовому кулону на груди.
– Он дал мне это. Свадебный подарок своей матери.
Уилл уставился на кулон с китайскими иероглифами, будто тот был змеей, обвившейся вокруг ее шеи.
– Он никогда не говорил со мной о тебе. Не рассказывал о своих чувствах. – Уилл привычным движением отбросил волосы с лица, вот только на сей раз рука его заметно дрожала. – Ты его любишь?
– Да, люблю, – ответила она, и Уилл дернулся, как от боли. – А ты?
– Джем поймет, – срывающимся голосом пробормотал Эрондейл. – Мы объясним ему, и он… все поймет!
Тесс представила, как она снимает с шеи подвеску, выходит в коридор и стучит в дверь Джема. Возвращает ему кулон и говорит, что совершила ошибку, согласившись стать его женой. Она ведь и в самом деле могла бы все ему рассказать: про себя, про Уилла, про то, что ей нужно время – и что какая-то часть ее сердца всегда будет принадлежать Эрондейлу.
А потом она вспомнила слова, которые произнес Джем, когда она впервые вошла в его комнату. Озаренный лунным светом, он сидел спиной к двери и принял ее за своего побратима: «Уилл? Уилл, это ты?» Она подумала о том, как смягчался голос Уилла, когда он даже просто говорил о Джеме. Перед глазами у нее встал Джем, держащий Эрондейла за руку в лазарете и чувствующий его боль, как свою. И Уилл, выкрикивающий имя парабатая, когда автомат швырнул его на землю.
Она представила, что случится с Джемом, если она разорвет помолвку. Нет, он не изменит себе и будет по-прежнему добр. Но она навсегда убьет в нем что-то очень важное, и Уилла уже не будет рядом, чтобы его утешить. Джем останется один. До самой смерти.
А Уилл? Как он поступит? Что бы он ни думал сейчас, если она порвет с Джемом, Уилл все равно уйдет, как бы сильно он ее ни любил. Он просто не сможет остаться с ней, зная, какую цену заплатил за его счастье лучший друг. Уилл может сколько угодно убеждать себя в том, что справится, но для него она всегда будет девушкой, которую любил Джем. До самой смерти Джема. И пока
– И что же ты хочешь ему сказать? – Она старалась говорить как можно более спокойно и отстранение.
Уилл молча поднял на нее глаза. Когда он шел по лестнице, когда запирал дверь и целовал ее, они горели радостью и надеждой. Теперь же огонь в них затухал, как дыхание умирающего. Тесс вспомнила Ната, истекшего кровью у нее на руках. Она была бессильна помочь ему. Как бессильна сейчас. Ей казалось, что жизнь уходит из Уилла Эрондейла, а она может только стоять и смотреть.
– Джем простил бы меня, – повторил он, но в голосе и в лице его сквозила такая безнадежность, что Тесс поняла: он сдался. Уилл, который никогда не сдается без боя. – Он…
– Простил бы, – согласилась она. – Джем что угодно тебе простит, так сильно он тебя любит. И вряд ли бы он затаил злобу на меня. Но сегодня утром Джем сказал, что боялся умереть, так и не познав ту любовь, что когда-то познали его отец и мать. Ты, правда, хочешь, чтобы я пошла и отняла у него это? И ты сможешь любить меня?
Уилл долго смотрел на нее. Потом он весь вдруг надломился и упал в кресло, уронив голову на руки.
– Поклянись, что любишь его, – глухо проговорил он. – Любишь настолько, что выйдешь за него замуж и сделаешь счастливым.
– Клянусь.
– Тогда прошу тебя, не рассказывай ему то, что сейчас услышала. Не говори, что я люблю тебя.
– Но как же проклятие? Ведь он не знает…
– Тесс, пожалуйста, ничего ему не рассказывай. И Генри с Шарлоттой тоже. Я сам скажу в свое время. Сделай вид, что ничего не знаешь. Если я тебе хоть капельку не безразличен…
– Я никому не скажу, – ответила она. – Клянусь своим ангелом. Ангелом моей матери. Уилл…
Он опустил руки на подлокотники и стиснул их так, что костяшки пальцев побелели.
– Тебе лучше уйти, Тесс, – проговорил Уилл, глядя куда-то в сторону.
Но она не могла оставить его сейчас, когда он так страдает. Больше всего на свете ей хотелось обнять его, поцеловать закрытые глаза и увидеть улыбку на его лице.
– Мало кто смог бы вынести то, что ты вытерпел за эти пять лет. Ты думал, что тебя никто не любит, ведь все вокруг оставались живы. Но Шарлотта любит тебя. И Генри, и Джем. И твоя семья. Они любили тебя, Уилл Эрондейл, как бы ты ни старался спрятать то лучшее, что в тебе есть.
Он поднял голову и посмотрел на нее. В синих глазах отражались языки пламени, пылавшего в камине.
– А ты? Ты любишь меня?
Она сжала руки так, что ногти впились в ладони.
– Уилл…
– Ты любишь меня? – спросил он, глядя как будто сквозь нее.