Механический принц

«Возможно, ему не следовало жениться на Шарлотте с ее суровым нравом, – мрачно подумала Тесс. – Сидел бы, как Архимед, и рисовал себе круги на песке».

– Потому что женщины никогда не говорят то, что думают, – уверенно произнес Уилл и уставился на дверь кухни, где Бриджет очищала тарелки от остатков еды, выводя тоскливые рулады:

– Ты бледен, мой Рональд! – О мать, моя мать!..

– Тебя отравили, единственный мой!

– О да, я отравлен! Стели мне кровать.

Мне тяжко, мне душно, мне нужен покой[31].

– Богом клянусь, до того, как обосноваться у нас на кухне, эта женщина грабила людей на большой дороге, а потом распевала о своих подвигах в трактирах на Севен-Дайалз! И зачем она поет про отраву, когда мы только что поели? – сокрушенно вздохнул он, а потом покосился на Тесс. – Ты почему еще не переоделась? Разве у тебя сегодня нет тренировки с сумасшедшими Лайтвудами?

– Есть, но мы будем метать ножи, так что нет нужды переодеваться, – ответила Тесс. Удивительно, что она могла вот так запросто разговаривать с Уиллом после того, как вчера вытащила его из опиумного притона. Залитый кровью платок лежал в ящике ее туалетного столика; Тесс вдруг вспомнила тепло его кожи под своими пальцами и отвела глаза.

– Как это кстати! Я невероятно искусен в метании ножей. – Уилл поднялся и протянул ей руку. – Пойдем. Гидеон с Габриэлем взбесятся, если увидят меня на тренировке, а мне сегодня чертовски хочется кого-нибудь позлить.

Уилл не ошибся: Габриэля прямо перекосило, когда Эрондейл вошел в тренировочный зал. Впрочем, Гидеон воспринял его появление со стоическим спокойствием. Усевшись на деревянную скамью у стены, Уилл вытянул ноги и принялся грызть яблоко, не забывая время от времени давать советы тренирующимся. Гидеон не обращал на него внимания, а Габриэль огрызался, как собака, в которую кидают камни.

– Ему обязательно здесь сидеть? – прорычал Лайтвуд, во второй раз роняя нож, который он собирался передать Тесс. Положив руку ей на плечо, он указал девушке мишень – нарисованный на стене черный круг. Тесс чувствовала, что он с куда большим удовольствием метнул бы нож в Уилла. – Вы не можете попросить его уйти?

– Но зачем бы мне это делать? – резонно спросила Тесс. – Уилл – мой друг, а вы мне даже не нравитесь.

Она метнула нож, и тот воткнулся в стену у самого пола, на несколько футов ниже мишени.

– Вы неправильно держите нож… И что значит: я вам даже не нравлюсь? – спросил Габриэль, протягивая Тесс следующий клинок. На лице его было написано неподдельное изумление.

– Вы сами, – начала Тесс, примеряясь к броску, – ведете себя так, будто я вам не нравлюсь.

Честно говоря, вы ведете себя так, будто мы все вам не нравимся.

– Вы ошибаетесь. Мне не нравится только он. – Габриэль указал на Уилла.

– Вот беда, – хрустнул яблоком Эрондейл. – Ты просто завидуешь моей красоте.

– Помолчите вы оба! – прикрикнул на них Гидеон. – Мы должны тренироваться, а не ссориться из-за мелкого недоразумения столетней давности.

– Мелкого недоразумения?! – вскинулся Габриэль. – Он сломал мне руку!

– Поверить не могу, что ты до сих пор злишься, – сказал, не открываясь от яблока, Уилл.

Тесс метнула нож. На этот раз бросок удался: клинок воткнулся в стену внутри черного круга, хоть и не в самой его середине. Габриэль оглянулся в поисках другого ножа и, не найдя ни одного, раздраженно вздохнул.

– Когда мы будем управлять Институтом, – произнес он достаточно громко, чтобы Эрондейл его услышал, – в тренировочном зале не будет недостатка в оружии.

– И правда, почему это вы мне не нравитесь? – саркастически пробормотала Тесс.

Красивое лицо Габриэля исказила гримаса довольства.

– Не понимаю, почему вас это волнует, маленькая чародейка. Институт – не ваш дом и никогда им не станет. Но, поверьте, вы сами обрадуетесь, когда руководство возьмут на себя Лайтвуды. Уж мы-то найдем применение вашему… таланту.

Применение, которое сделает вас богатой. Вы сможете жить, где пожелаете. А Шарлотта пусть едет в Йорк, там от нее будет хоть какая-то польза.

Уилл резко подобрался, разом забыв о яблоке. Гидеон и Софи оставили тренировку и наблюдали за разгоравшейся перепалкой: Лайтвуд-старший – с видимым беспокойством, Софи – с широко раскрытыми глазами.

– Если ты не забыл, у Йоркского Института уже есть глава, – напряженным голосом произнес Эрондейл.

– Алоизий Старквезер давно выжил из ума, – Габриэль пренебрежительно махнул рукой. – И у него нет преемников, которых он мог бы предложить Консулу. После того, что случилось с внучкой Старквезера, его сын с женой навсегда перебрались в Идрис. Не думаю, что они когда-нибудь вернутся.

– А что случилось с его внучкой? – спросила Тесс, вспомнив портрет бледной девочки на лестнице Йоркского Института.

– Она всегда была слаба здоровьем. А в десять лет, при получении первой метки… ну, должно быть, ее плохо подготовили. Так или иначе, девочка сошла с ума, отреклась от клятв и вскоре умерла. Жена Старквезера не намного ее пережила, а его дети бежали в Идрис. Думаю, Консул и сам понимает, что старику давно пора на покой. Слишком он привязан к прошлому.