Шарлотта дважды перечитала письмо, чтобы запечатлеть в памяти все подробности, потом сложила его пополам и бросила в очаг. Устало опершись о каминную полку, она смотрела, как пламя пожирает бумагу.
Откровенно говоря, она не знала, что и думать. Поиски Мортмейна все больше напоминали охоту на паука: тебе кажется, что ты его схватил, но на самом деле это ты увяз в паутине. И как быть с Уиллом? Шарлотта уставилась на огонь невидящим взором. Иногда маленькую женщину посещала мысль, что Ангел послал ей Уилла, желая испытать ее терпение. Язвительный, острый на язык, он воспринимал в штыки каждую попытку Шарлотты проявить участие. И все же, глядя на Уилла, она всякий раз видела двенадцатилетнего мальчика, который забился в угол и зажал уши руками, чтобы не слышать крики родителей, умоляющих его вернуться домой.
Когда Эрондейлы ушли, Шарлотта опустилась на колени возле Уилла. Он посмотрел на нее, маленький, бледный, ужасно серьезный и невероятно синеглазый. В то время он был хорошеньким, как девчонка, тонким и изящным, но два года самозабвенных тренировок превратили его в настоящего Сумеречного охотника, покрытого мускулами, шрамами и рунными метками. А тогда она взяла мальчика за руку; та лежала в ее ладони, словно мертвый зверек. Уилл, сам того не замечая, до крови прикусил нижнюю губу. Красные пятна расцветали на рубашке, а мальчик все шептал, как одержимый:
–
–
–
– Шарлотта?
Женщина оторвалась от созерцания пламени. В дверях гостиной стоял Джем. Все еще погруженная в воспоминания, Шарлотта подумала, что когда он только приехал из Шанхая, его волосы и глаза были иссиня-черными. Но яд, отравлявший кровь нефилима, высеребрил их, превратив Джема из живого мальчика в белого призрака.
– Сколько сейчас времени? – спросила она.
– Одиннадцать. – Он склонил голову набок, испытующе глядя на Шарлотту. – С вами все в порядке? Вы как будто расстроены.
– Я просто… – Она вяло махнула рукой. – Все дело в Мортмейне.
Джем вошел в комнату и остановился в нескольких шагах от Шарлотты.
– У меня есть один вопрос, – обратился он к ней, понизив голос. – Это важно. Сегодня во время тренировки Габриэль сказал кое-что…
– Ты был на тренировке? – удивилась Шарлотта.
– Нет. – Джем покачал головой. – Мне Софи потом передала. Она обычно не позволяет себе болтать лишнего, но сегодня была сама не своя от беспокойства. И я ее понимаю. Габриэль утверждает, что ваш отец повинен в самоубийстве его дяди и безвременной кончине его матери.
– Мой отец? – тупо повторила Шарлотта.
– Насколько я понял, Сайлас – дядя Габриэля – нарушил Закон, а ваш отец выдал его Конклаву. Дядя от стыда покончил с собой, а миссис Лайтвуд умерла от горя. По словам Габриэля, «Фэйрчайлды думают только о себе и о Законе».
– И ты рассказываешь мне это, потому что?..
– Потому что я хочу знать правду, – ответил Джем. – И если Габриэль не лжет, нам стоит сообщить Консулу об истинных мотивах Бенедикта Лайтвуда. Им движет отнюдь не радение о благе Института.
– Нет, это не может быть правдой, – тряхнула головой Шарлотта. – Сайлас в самом деле покончил с собой, но только потому, что влюбился в своего парабатая. И Конклав узнал об этом из его предсмертной записки. Отец Сайласа попросил моего отца помочь ему написать надгробную речь. Неужели он обратился бы с этим к человеку, которого винил в смерти своего сына?
– Интересно, – протянул Джем; серебристые глаза потемнели.