Для Бегина это был определяющий период. Несколько десятилетий тому назад он призывал к вооруженному восстанию против английского правления, а теперь он заключил мир с египтянами; он прошел путь от еврейского подполья до Осло, где ему была вручена Нобелевская премия. Похоже было, что он полностью пересмотрел свою систему ценностей. В речи, произнесенной в Кнессете (апрель 1982 года), он сказал, что мечтает о продолжительном, библейском мире:
Мне всегда хотелось, чтобы нашему народу был дарован период в истории продолжительностью в одно или два поколения — «И покоилась земля сорок лет» (
И теперь мы подписали мирный договор с самой большой и самой сильной из арабских стран. Численность населения всех наших соседей не составляет и половины населения Египта. Есть основания надеяться, что Египет вышел из порочного круга войн против нашей страны на долгое время. Быть может, некогда будет написано: «И покоилась земля сорок лет — а то и вдвое дольше». Никто не может сказать это с уверенностью. Никому не дано определить это время. Но таковы наши мечтания[509]
.Максимум, о чем мог позволить себе помечтать предвидящий будущее Бегин, это о выходе Египта из порочного круга войн «на очень долгое время». Он, по всей видимости, все еще не был уверен в этом, будучи не в силах отказаться от еврейского взгляда на историю, чтобы признать: войны с Египтом — это дела минувших дней. «Древний еврейский народ дал миру видение вечного мира», — напомнил Бегин миру в Осло. Человек, от которого ждали этого меньше всего, принес мир земле, которую он некогда поджег, чтобы избавить ее от британского мандата. «Террорист» превратился в государственного деятеля, а государственный деятель — в миротворца. Человек, поднявший восстание, провозвестил, как казалось, начало конца войны.
И все же Менахем Бегин был рожден в мире войны, в стране, лежавшей между армиями кайзера и царя. Он спасался от нацистов, страдал при советской власти, сражался с англичанами и защищал Израиль от многочисленных врагов. Возможно, мечта о мирной жизни на Ближнем Востоке была несбыточной. И действительно — казалось бы, совсем недавно он говорил с трибуны Кнессета о мире «на долгие времена», и вот уже у него не остается иного выбора, как снова вступить в битву, чтобы защитить страну, от которой зависит будущее его народа.
14
Себе на уме
И остановилось солнце, и луна стояла, доколе мстил народ врагам своим.
Б
ыло около трех часов пополудни, канун еврейского праздника Шавуот, 7 июня 1981 года, когда Иеѓуду Авнера, английского спичрайтера Бегина и одного из его ближайших советников, неожиданно пригласили в резиденцию Бегина. Генерал Эфраим Поран, военный секретарь Бегина, ничего не сказал о причине приглашения и лишь попросил Авнера прийти безотлагательно — при том, что Иерусалим погружался в праздничную атмосферу, и Авнер, как и все религиозные евреи, собирался в синагогу для участия в праздничной службе, после которой принято бодрствовать всю ночь, изучая Тору.Авнер, живший неподалеку от резиденции премьер-министра, отправился туда быстрым шагом, временами переходя на бег. Когда его проводили в кабинет, там были только Бегин и Поран. Бегин, джентльмен во всем, неизменно соблюдающий светские приличия, на этот раз поздоровался торопливо и, сказав: «Фройке [прозвище Порана] вам сейчас всё объяснит», — вернулся к изучению папки с документами.