К
1962 году еврейскому государству уже не угрожали ни экономический крах, ни гражданская война. Синайская кампания, вторая арабо-израильская война (29 октября — 5 ноября 1956 г.), носившая кодовое наименование «Кадеш», убедила международное сообщество, включая и США, что вновь созданное еврейское государство является достаточно стойким образованием — до этой войны многие страны полагали, что существовать Израилю суждено недолго. Израиль же отвоевал у Египта Синайский полуостров и сектор Газы, и хотя под американским давлением эти территории вскоре пришлось вернуть, тем не менее Израиль получил свободу прохода через Тиранский пролив. Главное же — мир изменил свое отношение к еврейскому государству, да и сами израильтяне увидели себя в новом свете.Операция «Кадеш» стала свидетельством того, что Бен-Гурион взял на вооружение доктрину Жаботинского «Железная стена». Израиль нанес упреждающий удар, поскольку Бен-Гурион осознал: Египет (как и говорил Жаботинский) понимает только язык силы. Тем не менее между мировоззрениями Бен-Гуриона и Бегина оставалось принципиальное различие, о чем явственно свидетельствовал не очень широко известный инцидент, имевший место в 1962 году.
Декларация независимости Израиля провозглашала, что «Конституция страны будет принята Учредительным собранием не позднее 1 октября 1948 года». Однако октябрь 1948 года наступил и прошел, а никакой конституции принято не было, и по мере того, как страна приходила в себя после Войны за независимость, становилось все более ясным, что Бен-Гурион не намерен расходовать свой политический капитал для этой цели. Отвергнув американскую модель, определявшую конституцию как основную опору демократии, он предложил принять ряд Основных законов, совокупность которых с течением времени должна была стать основой конституции. В немалой степени Бен-Гурион намеревался избежать столкновения с религиозными партиями; он понимал, что строгое определение места религии во вновь созданном еврейском государстве способно привести к таким политическим конфликтам, которые он в данный момент будет не в состоянии уладить. Он предпочел пойти на сохранение
Естественно, что Бегин возражал против негласного решения Бен-Гуриона заморозить усилия по созданию конституции. Разумеется, Бегин не упускал возможность критически отозваться о том, что он называл безудержным стремлением Бен-Гуриона к власти. Не называя его впрямую, он сказал в своей речи, произнесенной в Кнессете в июле 1956 года:
Наступит день, когда правительство, избранное нашим народом, выполнит свое первое обещание, данное этому народу и связанное с созданием государства, а именно изберет учредительное собрание, основная задача которого — в каждой из стран на земном шаре — формулируется как создание конституции и принятие законодательных гарантий, обеспечивающих народу гражданские права и свободы… Только тогда народ будет свободен — не будет знать ни страха, ни голода… Этот день должен наступить…[343]
Бегин, юрист и человек, всецело преданный власти закона, расходился с Бен-Гурионом принципиально. Он утверждал, что без конституции власть партии большинства (в данном случае, партии Бен-Гуриона) остается бесконтрольной, в результате чего непринятие конституции ставит под угрозу права личности и меньшинств. «Мы уже видели, — говорил он в 1952 году, — как избранное парламентское большинство может стать инструментом в руках правящей группы, маскируя таким образом ее тиранию. Следовательно, народ, избравший свободу, должен зафиксировать свои права таким образом, чтобы большинство, служащее правящему режиму, а не выступающее в качестве надзирателя над ним, не было в состоянии свести на нет права народа»[344]
.Бегин неустанно проводил в жизнь эти принципы на протяжении всей своей политической деятельности. В феврале 1962 года, когда Кнессет обсуждал отмену Чрезвычайного положения, объявленного вскоре после провозглашения независимости страны, Бегин вновь поднял вопрос о том, насколько важно защищать права израильских арабов: