Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

К этому времени дело Соблена приобрело масштабы общенациональной политической полемики, и власти Израиля уже не могли экстрадировать его в США, не привлекая внимания общественности. В этом Бен-Гурион потерпел поражение. Израильтяне согласились впустить Соблена обратно в Израиль, а затем позволить ему отправиться в Чехословакию, куда у него имелась виза. Заголовок в «Балтимор сан» от 4 августа звучал сенсационно: «Авиакомпания отказывается везти Соблена в США: Эль-Аль по распоряжению израильского правительства игнорирует указание Великобритании»[359].

В конечном итоге англичане и американцы договорились доставить Соблена в Нью-Йорк самолетом американской компании «Пан-Америкэн». Однако незадолго до вылета Соблен принял летальную дозу барбитуратов, впал в коматозное состояние и скончался 12 сентября 1962 года.

Вся эта история вскоре была забыта, и сегодня вряд ли кто-то про нее помнит. Однако происшедшее послужило целям Бегина. Он выступил против Бен-Гуриона, горячо и эмоционально защищая правое дело, и благодаря этому еще более упрочил свою позицию как человека, являющегося еврейской совестью еврейского государства.

10 Как подобает хорошему еврею

И помни весь путь, каким вел тебя Господь, Бог твой, вот уже сорок лет, по пустыне, чтобы смирить тебя, испытать тебя, знать, что в сердце твоем: будешь ли соблюдать Его заповеди, или нет.

Дварим, 8:2

В июне 1963 года премьер-министр Бен-Гурион неожиданно ушел в отставку после неудачно закончившейся секретной израильской операции, известной как дело Лавона. Он полностью отказался от участия в политической жизни, поселился в кибуце Сде-Бокер в пустыне Негев, а бразды правления передал Леви Эшколу.

Вскоре после прихода к власти Эшкола Бегин поднял вопрос, давно уже волновавший его. Бен-Гурион, со времени создания Государства Израиль, не давал разрешения перезахоронить Зеева Жаботинского на национальном кладбище в Иерусалиме, на горе Ѓерцля. Жаботинский в своем завещании особо обратился к израильскому правительству — когда оно будет создано — с просьбой о перенесении его останков в Израиль, и Бегин с 1948 года старался способствовать выполнению этой просьбы; для Бегина это было не только личным делом, но и политическим — поскольку перезахоронение должно было укрепить статус партии Херут[360].

И вот теперь, когда «Старик» (так называли Бен-Гуриона) оставил политику, Бегин смог еще на шаг приблизиться к власти. После ухода извечного противника с политической арены в стране не оставалось ни одной крупной фигуры, способной заменить его, и с исчезновением такого фактора, как личная вражда лидеров, Рабочая партия и сионисты-ревизионисты в состоянии были бы начать совместную деятельность. Два берега реки Иордан, возможно, и не могли бы сойтись под одним флагом, но что касается разъединенных элементов сионистского движения, то существовала возможность сделать первые шаги навстречу друг другу. Менахем Бегин и Леви Эшкол начали сотрудничать в ходе организации перезахоронения Зеева Жаботинского.

Это перезахоронение было важно для Бегина еще по одной причине. В своей книге «В белые ночи» он больше рассказывает о страданиях других людей, чем о своих собственных. В одном горестном эпизоде речь идет о расставании Бегина со своим еврейским другом Давидом Каролем. Они познакомились в тюремной камере. Кароль, человек средних лет, оставил дома мать и молодую жену. Он сидел с Бегином в одной камере, потом их вместе отправили по этапу в лагерь на севере. Потом, в августе или сентябре 1941 года, Кароль остался в одном из пересыльных лагерей, в расчете на то, что, будучи польским гражданином, он может быть освобожден вследствие подписания пакта между советским и польским правительствами. «Кароль не ушел с этапом, — пишет Бегин в своей книге, — он остался в лагере навеки. Мы не знаем, где его могила». Бегин не смог достойно похоронить ни своих родителей, ни своего лагерного товарища, но теперь он хотел устроить торжественные похороны своему учителю, человеку, который был для него источником вдохновения и духовным отцом.