Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

Под израильский контроль перешли также Западный берег реки Иордан и сектор Газы, а вместе с тем и полтора миллиона палестинцев, не имеющих гражданства. Поскольку у Израиля не было планов ни относительно этой территории, ни относительно ее населения, то Шестидневная война привела к внутреннему израильскому идеологическому и политическому конфликту, который до сих пор остается неразрешенным.

Уже в первые дни войны, в самый разгар боев, Бегин — хотя он был новым человеком в правительстве — продемонстрировал манеру поведения и убежденность, характерные для его воззрений. В протоколе заседания кабинета министров от 6 июня 1967 года записано высказывание, не совсем обычное для человека, который только-только начал выходить из политического небытия. Министры обсуждали, как вести себя с королем Иордании Хусейном, когда Бегин высказался в пользу незамедлительного взятия Старого города. И затем он добавил: «У меня имеется предложение деликатного свойства. Мы говорим о „взятии“ города, что верно с военной точки зрения — однако, говоря о Старом городе, целесообразнее использовать термин „освобождение“. Если же и тут возникнут какие-либо сомнения, мы можем просто сказать, что Старый город Иерусалима, Град Давидов, находится в руках Армии обороны Израиля — при этом о „взятии“ города не будет упоминаться»[372].

Затем Бегин, чья склонность к торжественности и церемониям была известна еще со времен его членства в Бейтаре, продолжил:

Если мы войдем в Старый город — возможно, это чисто церемониальный вопрос, хотя, по-моему, он имеет первостепенное значение, — итак, как только мы войдем туда, если это будет физически осуществимо с военной точки зрения, — то премьер-министру и членам кабинета, совместно с обоими главными раввинами, следует пойти к Западной стене и сказать шеѓехияну [«и дал нам дожить до этого времени» — традиционное благословение, отмечающее счастливое достижение], а также «Когда возвратил Господь пленников Сиона…» (Теѓилим, 126:1) и другие соответствующие стихи.

Шел лишь второй день войны, и Старый город еще не был в руках израильтян, однако Бегин уже не сомневался, что израильские руководители должны говорить не о «захваченных территориях», а о возвращении древней еврейской земли, и он хотел, чтобы это событие было отмечено торжественной церемонией. Через десять лет он вернется к Западной стене, в день, также имеющий символическое значение для страны. Ведь ни в 1949 году, ни в 1956 году одержанная израильтянами победа так и не принесла мир. В 1967 году арабские страны, при участии палестинских представителей, вскоре после войны провели конференцию в Хартуме, выступив с прискорбно известным заявлением относительно того, что с Израилем не будет «ни мира, ни признания, ни переговоров». Однако большинством израильтян эта победа ощущалась как решительная и даже как чудесная, и народ начал проникаться ощущением непобедимости. Для Бегина же эта война была лишь одним из сражений крупномасштабной эпической битвы, и он понимал — лучше, чем многие, — что ответный удар арабов неизбежен.

Через полтора года после Шестидневной войны, в феврале 1969 года, Леви Эшкол скоропостижно скончался от сердечного приступа; вскоре после этого правительство национального единства прекратило свое существование. Последовавшие за этим выборы 1969 года не принесли заметного выигрыша блоку ГАХАЛ (союзу партии Херут и Либеральной партии Израиля), оставшемуся с 26 местами в Кнессете, тогда как МААРАХ (теперь в союзе с другой партией левого направления, МАПАМ) увеличил свое представительство до 56 мест. Голда Меир, заменившая Эшкола на посту лидера партии, сохраняла с Бегином добрые отношения — он называл ее «старшей сестрой», а также «гордой еврейкой» (что было, возможно, наивысшим комплиментом в устах Бегина). Однако Бегин ценил свою независимость и потому, вследствие разногласий с Голдой Меир по поводу предложенного американцами мирного плана Роджерса (который предусматривал возвращение Израилем Синайского полуострова, захваченного в ходе войны 1967 года), он снова вернулся в оппозицию.