Правительство Израиля действовало и будет действовать в силу имеющихся у нас возможностей и даже сверх того, чтобы завершить эту миссию, столь гуманную и столь еврейскую по своей сути, пока последний эфиопский еврей не прибудет на свою родину… Сейчас самое время воздать должное Менахему Бегину, чье правительство предприняло усилия, чтобы первые тонкие струйки соединились в мощный поток[423]
.Когда Бегин умер в 1992 году, общину эфиопских евреев охватила глубокая скорбь в связи с такой утратой. Рахамим Элазар, ставший впоследствии первым израильским послом эфиопского происхождения, постиг Бегина лучше, чем вышеупомянутый агент «Моссада», который считал, что приверженность Бегина к слабым слоям израильского общества объясняется его стремлением достигнуть высших ступеней власти в стране. Все было, как полагал Элазар, значительно более сложно:
Именно Бегин сломал стену. Он знал, что место эфиопских евреев — в Израиле. Он знал, что привести сюда нашу общину — это его предназначение. Он сказал своим советникам: «Я хочу, чтобы эфиопские евреи жили здесь». До Бегина никто не хотел и слышать про нас. Для него не важен был цвет кожи. Ему было ясно, что все евреи должны быть в Израиле. Бегин был сердечным человеком, любившим еврейский народ[424]
.Элазар был прав: Менахем Бегин по самой сути своей был движим любовью к еврейскому народу. Это понимала и Ариэла Котлер — для нее не было ничего странного или удивительного в том, что сирийцы не сомневались: будь Бегин премьер-министром в 1973 году, он бы постарался освободить их; «ведь все знали, — говорила она впоследствии, — что для Бегина важнее всего были „
П
риверженность интересам «беззащитных» для Бегина отнюдь не ограничивалась спасением вьетнамских беженцев в утлой лодке, или эфиопских евреев, или желанием помочь жителям дамасского гетто. Еще в 1977 году, примерно тогда же, когда он дал указание «Моссаду» «привезти в страну евреев из Эфиопии», Бегин обратился к Ицхаку Шамиру, спикеру Кнессета (который впоследствии сменил его на посту премьер-министра), подняв вопрос о помощи советским евреям[425].Советские евреи 1970-х годов — это не небольшая группа, затерянная в открытом море или оказавшаяся перед угрозой гражданской войны в нищей африканской стране. Это было почти два с половиной миллиона человек, многие из которых достаточно преуспели в жизни, пока не обратились за разрешением на репатриацию в Израиль, утратив вследствие этого свои посты и должности. Проблемы советских евреев были связаны с юридическими тонкостями, визовыми вопросами и постоянной борьбой за свободу слова. Все это, во многих отношениях, как раз отвечало интересам Бегина, и его волновало положение евреев, оказавшихся в нелегких обстоятельствах. У него было юридическое образование и — как показал случай с Робертом Собленом — безусловная приверженность к правопорядку. К тому же он не понаслышке знал ужасы советской юридической и пенитенциарной систем.
К тому времени, когда Бегин занял пост премьер-министра, процесс освобождения советских евреев уже сдвинулся с мертвой точки. Их еврейская гордость буквально расцвела после успехов Шестидневной войны[426]
(советские евреи превосходно знали, что СССР поддерживал Насера, который потерпел поражение), и все больше советских евреев намеревалось уехать в Израиль. Непрерывно возрастало и давление Конгресса США, вынуждавшее Советский Союз давать разрешения на выезд. В 1970 году в Израиль выехало приблизительно 4200 советских евреев; к 1971 году это число увеличилось до 14 тысяч, а к 1972 году достигло 30 тысяч человек[427]. (В 1990-е годы, уже после отставки Бегина, в Израиль прибыл миллион советских евреев, что составило шестую часть населения страны и привело к значительным переменам в израильской культурной, политической и общественной жизни.)Бегин с самого начала был вовлечен в движение поддержки советского еврейства. На Первой международной конференции, посвященной советским евреям (Брюссель, февраль 1971 года), он выступил со страстной речью, назвав советских евреев наследниками бойцов Эцеля: