Ментальная перезагрузка. 5 шагов к своей настоящей жизни

Трудно найти подходящие слова, чтобы отреагировать на подобные откровения. По крайней мере, нелегко выразить свое мнение первым. Тем не менее самый юный участник нашей группы, парень лет двадцати с небольшим, набрался смелости и сказал очевидное:

— Ты справишься, Эрик. Ты сделаешь это ради своих детей.

По лицу у меня текут слезы.

— Я хороший парень, да, это правда, — произношу я.

Пока другие продолжают разговор, я думаю о детях. Мысленно вижу их. Их лица. Мои замечательные дети. Я называю их всех словом «Малем», составленным из их инициалов. Мне нравится, как оно звучит. Малем не сможет обойтись без папы. Хорошего папы. Должен же я верить в глубине души, что могу быть хорошим отцом? Хватаюсь за стул и держу в голове мысль: у меня нет другого выхода. Я пройду этот путь до конца ради детей. Пройду несомненно.

Малему нужен папа!

У меня получится!

Я всем докажу!

Но затем возникает чувство, будто что-то высасывает из моей головы все эти только-только зародившиеся положительные мысли. Внезапно я начинаю казаться себе совершенно бесполезным. Что именно я хотел всем доказать? Задумываюсь. А я вообще способен хоть на что-нибудь?

Полностью выключаюсь из беседы, которую ведут остальные участники, даю мыслям волю, и они начинают блуждать в поисках пристанища, способного подарить покой или радость. Или тепло.

Я мог бы, например, показать детям, как разводить костер. Вероятно, я хорош не во всем, но костер-то разводить у меня получается неплохо, ведь так?

Чувствую, что мысленно улыбаюсь: в том, что единственной пришедшей мне в голову оптимистичной идеей оказалось напоминание самому себе об умении разводить костер, есть что-то одновременно трагичное и комичное. И все же я, кажется, нащупал нечто важное, уже давно дремавшее во мне. Начинаю представлять, как развожу костер в лесу, а все мои дети стоят вокруг и с интересом наблюдают за происходящим. Старательно разрываю березовую кору на маленькие щепки. Собираю в кучку. Сверху аккуратно кладу немного коротких веток. И с первой же попытки, всего одной спичкой, разжигаю огонь. Тихонько дую на пламя. Добавляю немного веток подлиннее. Потом кладу те, которые еще длиннее. И вот твердые ветки загораются, и костер наконец-то становится таким, каким и должен быть. Дети улыбаются. Я тоже улыбаюсь, а затем охотно показываю им, как раскладывать камни вокруг костра, чтобы избежать лесного пожара, и прошу найти что-нибудь, на чем они могли бы сидеть. Сосредоточиваюсь на этих мыслях. Вижу себя отцом, умеющим создавать атмосферу тепла и безопасности для своих пятерых маленьких звездочек, которые мерцают в ночной тьме. Появляется мысль: у меня получится.

Обязательно получится.

* * *

Меня позвали на встречу с руководством реабилитационного центра. Сказали, что, посовещавшись, решили удвоить мой срок пребывания здесь. Если отпустить меня домой через неделю, как было запланировано с самого начала, то велика вероятность, что я опять начну принимать медикаменты. Руководство настоятельно рекомендует мне остаться еще на четыре недели. Не вижу никаких причин спорить. По правде говоря, даже чувствую облегчение оттого, что они мне это сказали. Я и сам думал о том же.

Домой мне возвращаться пока нельзя.

* * *

Я попросил позволить мне сходить в кино, посмотреть фильм «Бегущий по лезвию 2049», и руководство разрешило. Но с двумя условиями: со мной могут пойти и другие пациенты, которые выразят такое желание, а сопровождать нас и присматривать за нами будут два санитара. Меня это устраивает. К тому же каждому из нас, пациентов, пообещали, что мы сможем купить попкорн, колу и шоколад.

Аллилуйя!

В микроавтобусе санитары сели спереди. Мы — на задних местах. Но я все равно чувствую свободу. Смотрю в окно на поля, которые постепенно уступают место все чаще появляющимся мотелям, ресторанам и магазинам. На обочине видны очень большие и безумно яркие дорожные знаки. Из деревенской местности мы медленно, но верно въезжаем в городскую.

Я сейчас как ребенок в Рождество.

Место, куда нас привезли, огромное — как торговый центр, только здесь на каждом этаже полно кинозалов. Повсюду толпы обычных людей. Людей, у которых, судя по всему, нет вообще никаких проблем и которые просто ходят туда-сюда, ожидая начала сеансов. Благодаря этому мое чувство свободы становится полнее.

Мне выпадает честь быть первым в очереди в киоск со сладостями. Улыбаюсь. Точно знаю, что именно сейчас скажу продавщице.

— Мне, пожалуйста, маленькую порцию попкорна, маленькую колу и немного M&M’s, — говорю я.

Один из санитаров, который должен был оплачивать нашу пирушку, стоит рядом со мной.

— Либо попкорн, либо шоколад, — произносит он.

Начинаю злиться. Поворачиваюсь к нему и говорю достаточно громко, чтобы слышала вся очередь:

— Мне сказали, что можно будет купить и колу, и попкорн, и шоколад!

Санитар даже не шевельнулся.

— Извините, Эрик. Придется выбирать, — говорит он.

Думаю: если решили относиться ко мне как к ребенку, то так и буду себя вести. Поэтому толкаю санитара в грудь и произношу еще громче:

— Я ждал этого больше недели! Вы обязаны разрешить мне то, чего я хочу!