Ментальная перезагрузка. 5 шагов к своей настоящей жизни

Одно из этих прекрасных созданий неторопливо подходит ко мне. Дотрагивается носом до моей руки, я глажу животное по переносице. Оно смотрит на меня спокойным взглядом. Я не боюсь, хоть и прикасался к лошади последний раз давно (в Леголенде, когда мне было семь лет). Остальные члены группы волнуются. Колеблются. Протягивают руки к лошадям, но телом отстраняются. Как будто стоят перед ядовитыми змеями. Словно боятся, что прикосновение может привести к чему-нибудь плохому. Замечаю, что из-за этого лошади становятся взволнованными. Думаю, я их понимаю: им не хочется иметь с нами дело, пока мы не чувствуем себя уверенными.

В ходе сеанса терапевт просит нас поразмышлять о том, что мы чувствуем, находясь рядом с лошадьми, как они реагируют на нас и каким образом эти отношения могут помочь нам разобраться в каких-нибудь других ситуациях или отношениях в нашей жизни. А затем мы — по крайней мере, те из нас, кому хватает смелости, — едем верхом.

Стараюсь как можно точнее следовать указаниям. Сижу, верхняя часть тела прямая, пятки направлены вниз. Прижимая ноги к этому большому животному, ощущаю, как оно реагирует на мои движения. Необычно чувствовать, что такое крупное создание находится совсем рядом.

Боже, какое сильное ощущение свободы!

Нам говорят, что еще будет возможность узнать лошадей поближе. Жду с нетерпением.

* * *

Снова сижу на своем стуле для размышлений. Утро темное, ветреное. Выглядываю из окна. Смотрю на то, как там, за забором, колышутся деревья, кроны которых касаются друг друга. Когда я приехал сюда, они выглядели прекрасно, были покрыты листьями. Сейчас, спустя несколько недель, у деревьев немного жалкий вид. Листьев совсем не осталось. Ветер стряс их, оставив одни только стволы и ветки. Но деревья сохранили устойчивость, прочность, некоторую величественность; их первоначальная, глубинная сила осталась в нетронутом состоянии. Вне зависимости от того, какая погода будет днем или ночью, и от того, принесут ли грядущие месяцы мороз и снег, в следующую весну на деревьях появятся новые листья.

* * *

Библиотека занята, поэтому с доктором Райаном я на этот раз встречаюсь в более стандартных условиях, в кабинете. Здесь отсутствуют какие-либо приметы индивидуальности. Ни одной картины на стенах. Ни одного растения. Никаких орнаментов. Просто два обычных стула и маленький стол. На протяжении месяца доктор почти каждый день спрашивал меня, кто я. Сегодня я размышлял о голых деревьях, все утро одновременно и боясь предстоящего разговора, и предвкушая его. Боюсь быть честным. И предвкушаю, что признаюсь в этом. Впервые чувствую, что мне есть что сказать.

— Итак, Эрик, кто вы? — спрашивает доктор Райан, сдержанно улыбаясь.

Опускаю взгляд и смотрю на руки. Тру ладони друг о друга. Меня обуревают чувства. Замечаю, что начинает дрожать нижняя губа.

— Я ничто, — тихо произношу я.

Доктор Райан что-то записывает в своем блокноте. Выжидает. Не говорит ни слова.

— Я чувствую, будто я ничто. Полый, — продолжаю я.

Вот-вот совсем расклеюсь. Очень хочется какой-нибудь реакции от доктора. Все, что мне сейчас по-настоящему нужно, — это немного утешения. Но доктор Райан, кажется, не сильно впечатлен. И не слишком разоча­рован.

— Хорошо, — говорит он. — По крайней мере, с этим уже можно поработать. Вы всегда чувствовали себя так? Или когда-нибудь было по-другому?

Услышав эти вопросы, мысленно возвращаюсь в детство, когда мы жили в Согн-ог-Солере и я был маленьким школьником с забавным акцентом. Меня толкали в снег, покрытый твердыми корками, затем оттягивали одежду на верхней части тела и растирали острые как бритва куски снега о мою спину, пока снег не становился красным. Я не очень-то нравился этой компании. Кажется, я вообще никогда и ни для кого не смогу быть достаточно хорошим. Затем я встряхиваюсь, стараюсь найти в голове какие-нибудь более приятные воспоминания, что-то вроде промежуточных периодов, на протяжении которых я чувствовал себя наполненным. Снова думаю о детстве. О бабушке. О том, как, бывало, в Валере сидел у нее на коленях и мы разговаривали обо всем на свете. А еще вспоминаю, как охотился с друзьями на тетерева в Финнмарке[12], когда мне было двадцать с чем-то лет. Рассказываю об этом доктору Райану.

— Как вы думаете, почему во всех этих обстоятельствах вы чувствовали внутреннюю наполненность? — интересуется он.

— Я был самим собой, — отвечаю я.

— Что вы имеете в виду? — спрашивает он.

Снова мысленно возвращаюсь к себе, который сидел на коленях бабушки и болтал на разные темы; к себе, которого выбрали последним для игры в футбольной команде; который стоял в одиночестве на школьной дискотеке; который слонялся один на перемене.

И тут до меня начинает доходить.