Стало быть, радоваться не значит жить благополучно, и скорбеть не значит вести жизнь неблагополучную; так что удовольствие бывает отлично от добра.
Калл.
Не понимаю твоего умничанья, Сократ.
Сокр.
Понимаешь, Калликл, да только притворяешься непонимающим382. Иди-ка еще далее – и увидишь, как ты бываешь мудр, когда вразумляешь меня. Не перестает ли каждый из нас жаждать и чувствовать удовольствие, как скоро пьет?
Калл.
Не знаю, что ты говоришь.
Горг.
Нет, нет, Калликл, отвечай и для нас, чтобы исследование было доведено до конца.
Калл.
Да, Сократ всегда таков, Горгиас: спрашивает о вещах маловажных и выводит заключения из пустяков.
Горг.
Какая тебе нужда? Это вовсе не твоя беда383, Калликл. Предоставь Сократу выводить заключения, как он хочет.
Калл.
Ну уж спрашивай об этих мелочах и низких предметах, если так угодно Горгиасу.
Сокр.
Счастлив ты, Калликл, что в великие таинства посвящен прежде, чем в малые384. А я думал, что это незаконно. Отвечай же, на чем остановился. Каждый из нас не перестает ли вместе жаждать и чувствовать удовольствие?
Калл.
Согласен.
Сокр.
Не перестает ли также чувствовать голод и прочие пожелания и удовольствия?
Калл.
Согласен.
Сокр.
Не вместе ли, следовательно, прекращается в нем приятное и неприятное?
Калл.
Да.
Сокр.
Между тем ты соглашаешься, что вместе также прекращаются добро и зло. Или теперь уже не соглашаешься?
Калл.
Соглашаюсь. Так что же?
Сокр.
То, друг мой, что добро с удовольствием и зло со скорбью – не одно и то же, что, поколику они взаимно различны, одно из них прекращается, а другое – нет. Да и как быть тожественным приятному с добрым и неприятному со злым? А если хочешь, рассмотри предмет и следующим образом, потому что это, кажется, еще не удовлетворит тебя. Сообрази-ка: добрых называешь ты добрыми не по присутствию ли в них добра, подобно тому, как прекрасных называешь прекрасными по присутствию в них красоты?
Калл.
Конечно.
Сокр.
Что ж? Люди бессмысленные и трусливые получают ли у тебя имя людей добрых? Прежде не получали, прежде добрыми ты называл мужественных и благоразумных. Не их ли признаешь добрыми?
Калл.
Без сомнения.
Сокр.
Что ж, видал ли ты бессмысленное еще дитя – в радости?
Калл.
Видал.
Сокр.
А чтобы радовался бессмысленный человек зрелого возраста – еще не видал?
Калл.
Я думаю, но что ж в этом?
Сокр.
Ничего, только отвечай.
Калл.
Видал.
Сокр.
Ну, а человека с умом – в скорби и радости?
Калл.
Полагаю.
Сокр.
Более ли радуются и скорбят умные или безумные?
Калл.
Я думаю, тут немного различия.
Сокр.
Но довольно и этого. А на войне видал ли человека трусливого?
Калл.
Как не видать.
Сокр.
Ну что ж? Когда неприятели отступают, кто, по твоему мнению, более радуется: трусливые или мужественные?
Калл.
Мне кажется, больше те и другие385; а если нет – то почти равно.
Сокр.
Какая нужда! Так радуются и трусливые?
Калл.
И очень.
Сокр.
Уж, вероятно, и безумные?
Калл.
Да.
Сокр.
А когда неприятели наступают, печальными становятся только трусы или и мужественные?
Калл.
Те и другие.
Сокр.
Неужели равно?
Калл.
Может быть, трусы – более.
Сокр.
Но при отступлении неприятелей не они ли более радуются?
Калл.
Может быть.
Сокр.
Итак, печалятся и радуются, говоришь ты, почти равно как безумные, так и умные, как трусы, так и мужественные; однако ж трусы – более мужественных?
Калл.
Полагаю.
Сокр.
Но умные-то и мужественные добры, а трусы и безумные злы?
Калл.
Да.
Сокр.
Следовательно, почти равно радуются и печалятся – как добрые, так и злые?
Калл.
Полагаю.
Сокр.
Значит, добрые и злые почти равно добры и злы? Или злые еще больше добры и злы?
Калл.
Но клянусь Зевсом, что не понимаю твоих слов.
Сокр.
Не понимаешь, что добрых ты называешь добрыми по присутствию в них добра, а злых – злыми по присутствию зла? И что добро суть удовольствия, а зло – неприятности?
Калл.
Я так думаю.
Сокр.
Но радующимся не присуще ли добро, то есть удовольствие, если только они радуются?
Калл.
Как не присуще!
Сокр.
А когда им присуще добро, то радующиеся не добры ли?
Калл.
Да.
Сокр.
Ну теперь – огорчающимся не присуще ли зло, то есть неудовольствие?
Калл.
Присуще.
Сокр.
Злых-то ты называешь ведь злыми по присутствию в них зла. Или еще не утверждаешь этого?
Калл.
Утверждаю.
Сокр.
Следовательно, добры те, которые радуются, а злы – которые скорбят?
Калл.
И очень.
Сокр.
И кто больше – больше, кто меньше – меньше, кто почти равно – почти равно?
Калл.
Да.
Сокр.
А не говоришь ли ты, что разумные и неразумные, робкие и мужественные почти равно радуются и печалятся, или даже робкие – еще больше?
Калл.
Говорю.
Сокр.
Выводи же теперь вместе со мной, что следует из допущенных нами положений. Ведь даже дважды и трижды прекрасно говорить и рассуждать о прекрасном386. Мы сказали, что быть разумным и мужественным есть дело доброе. Не так ли?