Мера всех вещей

Калл. И очень.

Сокр. И что радующийся добр?

Калл. Да.

Сокр. А огорченный – зол?

Калл. Необходимо.

Сокр. Огорчаться же и радоваться есть дело равно доброе и злое, а может быть, еще больше злое!

Калл. Да.

Сокр. Стало быть, доброму не подобен ли злой и добрый, или даже злой еще не больше ли добр? Не это ли следует и не прежнее ли, если удовольствие и добро ты признаешь тожественным? Не необходимо ли это, Калликл?

Калл. Давно-таки я слушаю тебя, Сократ, и соглашаюсь, думая сам в себе, что ты – уступи тебе что-либо, хоть шутя, – с радостью схватываешь это, как ребенок. Тебе, должно быть, кажется, что ни я, ни иной кто-нибудь не почитает одних удовольствий лучшими, других – худшими.

Сокр. Ох, ох, Калликл, как ты лукав! Поступаешь со мной, как с ребенком: то говоришь это так, то иначе – обманываешь меня. А ведь сначала я, право, не думал от тебя, как от моего друга, быть умышленно обманутым. Нет, ошибся; видно, по старой пословице, надобно хвататься за соломинку и брать, что даешь387. А эта соломинка есть, вероятно, то, что ты теперь говоришь, то есть одни удовольствия бывают хороши, а другие худы. Не так ли?

Калл. Да.

Сокр. Хорошие же полезны, а худые вредны?

Калл. И очень.

Сокр. Но полезные, конечно, производят что-либо доброе, а вредные – что-либо злое?

Калл. Полагаю.

Сокр. А допускаешь ли те, – разумею относящиеся к телу, о которых мы недавно говорили – именно удовольствия в пище и питье? То есть если они производят в теле либо здоровье, либо силу, либо иное совершенство, то бывают хорошими, противные же им – худыми?

Калл. Конечно.

Сокр. Не так ли и скорби? Одни из них благодетельны, а другие зловредны?

Калл. Как не так!

Сокр. А удовольствия и скорби благодетельные надобно избирать и осуществлять?

Калл. Конечно.

Сокр. Зловредных же не надобно?

Калл. Само собой разумеется.

Сокр. Потому что – помнишь, как показалось мне и Полосу – все должно делать для добра. Так ли и тебе кажется, что цель всех действий есть добро и что все должно производиться ради него, а не ради чего другого? Присоединяешься ли и ты третий к нашему мнению?

Калл. Да, и я.

Сокр. Стало быть, надобно доставлять себе и удовольствия, и все прочее – ради добра, а не добро – ради удовольствий.

Калл. Конечно.

Сокр. Но каждый ли человек может избирать, что между удовольствиями – добро и что – зло, или в отношении всякому из них нужен искусник?

Калл. Искусник.

Сокр. Вспомним же теперь, что говорил я Полосу и Горгиасу. Помнишь ли, я говорил, что есть упражнения, из которых иные доходят до удовольствия и стремятся только к одному этому, лучшего же и худшего не знают; а другие понимают, что – добро и что – зло? К тем, которые имеют в виду удовольствия, и притом телесные, я отнес поварскую привычность – но не в смысле искусства; а к знатокам добра – врачебное искусство. И – ради покровителя дружбы388, Калликл, ты и сам не почитай долгом шутить надо мной, – не давай ответов, когда случится, вопреки своему убеждению, да и моих слов не принимай за шутку. Видишь ли, у нас идет речь о таком предмете, более которого ничто не может занимать человека, если у него есть хоть немного ума? Мы рассматриваем, каким образом надобно жить: так ли, как ты убеждаешь меня – то есть действовать мужески, говорить в народных собраниях, упражняться в риторике и через то входить в дела общественные, как вы теперь входите; или посвятить свою жизнь философии и смотреть, что в этой последней жизни отлично от первой? Может быть, весьма хорошо было бы отделять их, чего я сейчас хотел; отделивши же и согласившись между собой, что это точно два рода жизни, исследовать, чем они отличаются один от другого, и который из них заслуживает предпочтения. Но, может быть, ты еще не понимаешь, что я говорю.

Калл. Не очень.

Сокр. Так я скажу тебе яснее. Мы согласились между собой, что иное есть доброе, а иное приятное, что приятное отлично от доброго и что в отношении к обоим есть также некоторое занятие или упражнение, и одно такое занятие ищет удовольствия, а другое – добра. Прежде всего на это самое – да или нет. Да?

Калл. Конечно да.