Мера всех вещей

Сокр. А другой-то направляется к тому403, как бы сделать их наилучшими, – тело ли это будет, или душа, о чем мы заботимся?

Калл. Конечно.

Сокр. Но не так ли следует нам взяться за попечение о городе и гражданах, чтобы сделать их гражданами наилучшими? Ибо без этого, то есть если рассудок их не будет добропорядочен, нет пользы, как мы прежде нашли, оказывать им какое-нибудь благодеяние: давать много денег, вверять над кем-либо власть или облекать их иною силою. Положим ли, что это так?

Калл. Конечно, если тебе угодно.

Сокр. Пусть же теперь мы, занимаясь публично гражданскими делами, приглашаем друг друга к домостроительству, к построению либо стен, либо судов, либо храмов, – к возведению больших зданий. Не надлежало ли нам сперва рассмотреть самих себя и испытать – во‐первых, знаем ли мы это строительное искусство или не знаем и у кого учились ему? Надлежало или нет?

Калл. Конечно.

Сокр. А во‐вторых, следующее: построили ли мы сами по себе когда-нибудь здание – либо кому из друзей, либо себе самим – и красиво ли то здание или безобразно? Если через рассмотрение откроется, что у нас были отличные и славные учителя, что много прекрасных зданий воздвигли мы вместе с учителями, а многие построили самостоятельно, когда уже оставили своих учителей; то, под условием такого состояния, благоразумно будет приступить нам к делам общественным. А когда мы не можем указать ни на своих учителей, ни на какие-либо здания, или, хотя и много их, да они ничего не стоят – благоразумие, вероятно, уже не позволило бы нам браться за дела общественные и приглашать к ним друг друга. Справедливо ли это, скажем, или несправедливо?

Калл. Конечно.

Сокр. Не так ли бывает и все прочее, как было бы, когда, принимаясь, например, за общественную практику, мы бы, по обычаю искусных врачей, пригласили друг друга и рассматривали – я тебя, а ты меня; что, ради богов, сам-то Сократ каков в телесном своем здоровье? Притом, исцелил ли он от болезни кого другого – раба или свободного? Подобное этому и я исследовал бы, думаю, в отношении к тебе. И если бы мы нашли, что через нас по телу лучшим не сделался никто – ни из иностранцев, ни из афинян, ни мужчина, ни женщина, то, ради Зевса, Калликл, не смешно ли в самом деле было бы дойти людям до такого безумия, что прежде чем удалось нам многое произвести как-нибудь частно, многое совершить с похвалою, успешно занявшись искусством; мы, по пословице таки, беремся устроить гончарню в бочке404– решаемся и сами иметь общественную практику, и других приглашать к тому же? Не кажется ли тебе, что безумно было бы поступать таким образом?

Калл. Кажется.

Сокр. Но теперь, так как ты, наилучший из людей, едва начав сам участвовать в делах города, уже приглашаешь меня и укоряешь, что я не участвую в них, – теперь не рассмотреть ли нам друг друга? Что, Калликл сделал ли лучшим кого-нибудь из граждан? Есть ли такой иностранец или афинянин, раб или свободный, кто, прежде быв несправедливым, злым, развратным и безрассудным, через Калликла стал прекрасен и добр? Положим, спросят тебя об этом, Калликл; скажи мне, что будешь отвечать, кого назовешь, кто через обращение с тобой стал человеком лучшим? Медлишь ответом, не знаешь, найдется ли такое дело в частной твоей жизни, прежде чем взялся ты за дела общественные?

Калл. Спорщик ты, Сократ.

Сокр. Однако ж я спрашиваю-то не по любви к спору, а потому, что действительно хочу знать, каким образом должно быть управляемо наше общество, и приступивший к делам города будет ли у нас иметь какую-нибудь иную заботу, кроме той, как бы нам, гражданам, сделаться наилучшими. Не согласились ли мы уже несколько раз, что в этом именно состоит долг политика? Согласились или нет? Отвечай. Я за тебя отвечаю, что согласились. Если же муж добрый обязан этим услуживать своему городу, то подумай теперь и скажи: те мужи, о которых недавно упоминал ты – Перикл, Кимон, Мильтиад, Фемистокл – еще ли кажется тебе, были гражданами добрыми?

Калл. Мне-то кажется.

Сокр. А если добрыми, то явно, что каждый из них делал худших своих граждан лучшими. Делал или нет?

Калл. Да.

Сокр. То есть когда Перикл начинал говорить народу, афиняне были хуже, чем тогда, когда он оканчивал свою речь?

Калл. Может быть.

Сокр. Но на основании допущенного, говори уже не может быть, а необходимо, как скоро он был добрым-то гражданином.

Калл. Так что ж?

Сокр. Ничего. Скажи-ка мне к этому вот что: говорят ли, что через Перикла афиняне стали лучшими, или утверждают противное – что они испорчены Периклом405? Ведь я слышал, будто он сделал афинян ленивыми, робкими, болтливыми и жадными к деньгам, потому что первый установил давать за службу жалованье406.

Калл. Ты, Сократ, слушаешь людей с проколотыми ушами407.