Метаморфозы. Новая история философии

Так же и «естественный отбор» и «невидимая рука рынка» были двумя концептами в рамках одного знания. Невидимая рука и естественный отбор впервые столкнулись «лицом к лицу» в дебатах об эффективности свободной торговли в начале XIX века в Великобритании. Вопрос стоял о том, как экономической системе, которая предположительно способствует свободному обмену товарами и услугами, могут периодически возникать депрессии? Разве свободная торговля не должна вести к постоянно растущему богатству, как учил Адам Смит? Таким образом, несоответствие между намерением и результатом, которое определяет проблему Теодицеи, было представлено чисто антропоцентрическим образом. «Невидимую руку» представлял главным образом Давид Рикардо, биржевой маклер, выступавший от имени формирующейся буржуазии; «естественный отбор» – Томас Мальтус. Тем самым вместе они охватили весь спектр проблем того, что сейчас считается «классической политической экономией».

Адам Смит исследовал природу и причины богатства, тогда как Мальтус исследовал природу и причины бедности. Но сам Мальтус не предполагал, что одно будет простым дополнением к другому. Он не подходил к этому вопросу с чисто научной стороны. Он не посвятил долгие годы путешествий и размышлений подготовке экономического трактата. Адам Смит написал «Теорию нравственного чувства» (1759) за семнадцать лет до «Исследования о природе и причинах богатства народов» (1776), то есть, во втором случае за ним уже стояла академическая и литературная репутация, и он оправдал ожидания публики, представив свои полностью сформированные выводы и рассуждения. Мальтус же, напротив, завоевал свою репутацию смелым и внезапным ходом, каким был его «Опыт», написанный анонимно в политической полемике. Несмотря на обилие в нём политических рекомендаций, они направлены не столько на решение социальной проблемы бедности, сколько на решение морально-политической проблемы распределения вины за эту бедность. Это был PR-ход, если воспользоваться современной терминологией. Например, защита Мальтусом института собственности в мире без изобилия представляет собой прекрасный пример теории собственности Д. Юма. Среди философов если известная шутка: никто не имеет шансов разбогатеть, делая ставки против Дэвида Юма. Примерно то же самое можно сказать о Мальтусе. Они используют «иезуитско-софистическую» тактику построения аргументов.

Аргументы Мальтуса, высказанные им в конце XVIII – начале XIX веков были подхвачены примерно полстолетия спустя Уильямом Стэнли Джевонсом (1835–1882) в его новаторской работе «Угольный вопрос» (1865). Признавая, что внешняя природа представляет собой определённый абсолютный и неумолимый предел, Джевонс утверждал, что вместо зерна (которым интересовался Мальтус) теперь уголь представляет «основной продукт страны». По мере увеличения численности населения увеличивалось и использование угля, но не линейным образом. С технологическими инновациями использование угля обещало стать скорее более интенсивным на душу населения. Эта идея получила воплощение в «парадоксе Джевонса», который утверждает, что повышение энергоэффективности, по иронии судьбы, приводит к увеличению общего потребления энергии. Сравнивая уголь с колониальными завоеваниями, которые расширили сельскохозяйственное производство сверх предсказаний Мальтуса, Джевонс утверждал, что истощение запасов угля теперь является главным ограничением роста населения и британской гегемонии. Однако его предсказания о нехватке энергии оказались кардинально неверными. Полагая, что запасы угля являются абсолютным пределом экономического роста Великобритании, Джевонс не предвидел роста нефтяной промышленности, который изменит мировую экономику и положение Великобритании в ней.

Вопросы дефицита и экологических ограничений были «провидческими» для классической политической экономии, но они были практически забыты с появлением неоклассической экономики в 1870-х годах. С переносом акцента с земли на капитал как ключевой фактор производства наряду с рабочей силой, экономисты-неоклассики отодвинули на второй план заботу о природных ресурсах на протяжении 1910–1930-х годов и вместо этого начали теоретизировать об их «взаимозаменяемости» (substitution) с капиталом посредством технологических инноваций.