Метаморфозы. Новая история философии

Начало доминирования такого мышления среди политиков и бюрократов во всём мире можно проследить начиная с 1950-х годов, когда Соединенные Штаты стали активно применять неомальтузианские аргументы в качестве оправдания сдерживания коммунизма. Как правило, они преследовали узкую цель снижения рождаемости женщин, с тем чтобы сократить численность населения в той или иной стране или, по крайней мере, снизить темпы роста численности населения. Во многих странах, особенно в Азии, такие программы контроля численности населения стали синонимом централизованных, целенаправленных, часто принудительных, иногда даже насильственных программ стерилизации и контрацепции. Такие программы часто заменяли собой и даже вытесняли общие медицинские услуги, например, под соусом «оптимизации», в результате чего, например, беременная женщина не могла получать никакого ухода во время беременности или даже становилась «объектом» стерилизации. Средства на программы планирования семьи росли в геометрической прогрессии именно в тех местах, где медицинские услуги были практически недоступны или вообще отсутствовали. После «победы над коммунизмом» эта тактика никуда не делась, но стала ещё более изощрённой. Под видом экономических или экологических кризисов, вызываемых неконтролируемым действием спекулятивных капиталов, в последние два-три десятилетия регулярно появляются заявления о том, что в мире слишком много людей, особенно тех, кто находится в странах Третьего мира. Именно это объявляется каждый раз главной проблемой, а не финансовые и прочие спекуляции и аферы! В результате финансовых кризисов миллионы людей теряют работу и средства к существованию, становятся обездоленными и голодают. И всё это сопровождается всякого рода «пандемиями» или «специальными военными (контр-террористическим) операциями». В то время как идея «Золотого Миллиарда» перестаёт быть очередной «теорией заговора», но обретает всё более реальные очертания и материализуется.

Неомальтузианство предлагает простое, даже примитивное упорядочение сложного, раздробленного и пугающего нас мира, поскольку позволяет думать о мире без «опасных» идей о переустройстве его глубоко несправедливого социального порядка, фактически обвиняя жертв, которые в противном случае угрожали бы «нам» своими требованиями равенства. В дополнение к этому, ещё одним фактором «привлекательности» неомальтузианства является простота линейного или замкнутого системного мышления. Неудивительно, что так много биологов, то и дело сравнивают человеческие общества со скоплениями мух-дрозофил или других полностью «инстинктивных» существ, иногда даже «культур», живущих в чашке Петри, предлагая сценарии роста населения, которые ведут к «концу света», как будто люди не живут, не учатся, не реагируют, не меняются, но запрограммированы. Таков парадокс нашего времени: в то время как неолиберализм возвышает и прославляет личность, её идентичность всё чаще рисуется в «коммунитаристских» терминах, которые строго «детерминированы», словно отлиты в металле или высечены из камня. Таким образом, успех неомальтузианства зависит от уменьшения непредсказуемости, неопределённости жизни и всего политического с помощью «жёсткой» мальтузианской арифметики, которая деполитизирует политику. Этот успех заключается именно в натурализации социального и, следовательно, случайного, придании ему вневременного характера, вида «натуралистического» объяснения острых политических конфликтов из-за ресурсов – природных, социальных и интеллектуальных.

Довольно часто идею «Золотого Миллиарда» приписывают Биллу Гейтсу. Это верно с большими оговорками. Нас не может устраивать «от-объяснение» каких-то явлений в духе «теорий заговора» и «конспирологии», поскольку это псевдо-наука, которая очень сильно активизировалась на фоне пандемии COVID-19. Но его позиция и вообще дебаты по поводу перенаселения планеты очень хорошо поддаются анализу с точки зрения противостояния двух мировоззрений – с одной стороны, мальтузианского, в который вписываются и вполне «естественные» стремления миллиардеров сохранить статус-кво, то есть свои собственные доминирующие позиции, на фоне глобальной динамики, и, с другой стороны, последователей Кондорсе и ламаркизма.