Развитие демографического анализа примерно с 1760– 70-х годов происходило в рамках расширяющейся глобальной географии, которая понималась как поле для имперского соперничества и даже конфликта. По логике или иронии судьбы, одна из самых агрессивных имперских эпох в современной истории, тем не менее, была также временем интенсивных вопросов о морали империализма. Главный вопрос формулировался примерно так: «Принесло ли открытие Америки пользу или вред человеческой расе?» В рамках политической экономии это выражалось в виде численных оценок экономической ценности колоний. Для одних экспансия представляла угрозу, для других – обещание изобилия. Историк Эдвард Гиббон (1737–1794) был в этом отношении пессимистом. В своей «Истории упадка и разрушения Римской империи», первая часть которой появилась в 1776 году, Гиббон проследил судьбы древних римлян как комментарий к современным британцам. Предостерегая от чрезмерного влияния империи, а также от упадка и роскоши, сопровождавших имперскую славу, Гиббон восхвалял поразительно простые добродетели диких и варварских народов, которые в конечном итоге победили Рим. Хотя Гиббон не проводил сравнения между британцами и «дикими» народами Британской Америки, читатели были осведомлены об этом сравнении, переполненном неодобрения, поскольку оно противоречило их собственному коммерческому и имперскому статусу. Напротив, Адам Смит выразил оптимизм по поводу растущей и густонаселенной британской Северной Америки в своём «Исследовании о природе и причинах богатства народов» (1776), хотя это было исключением из его в целом скептической оценки империализма. Смит признал, что нет колоний, прогресс которых был бы более быстрым, чем у англичан в Северной Америке. Он выделил три фактора, имеющих решающее значение для их успеха: доступность земли, технические знания новичков о том, как её обрабатывать, и «либеральные» институты, которые поощряли свободу, включая свободную торговлю с другими странами, помимо Великобритании. Как следствие, в британских колониях было больше социального равенства среди свободных поселенцев, обильное сельскохозяйственное производство и, следовательно, стимулы для вступления в брак. Природа и человеческая натура прекрасно сочетались. Если британские колонии в Северной Америке обладали меньшим богатством, чем Британия, то быстрый рост их населения указывал на то, что баланс может измениться. Смит считал, что Великобритания и большинство других европейских стран не способны удвоить своё богатство быстрее, чем за 500 лет, в то время британские колонии в Северной Америке способны сделать это за 20–25 лет. Как раздел «моральной философии», политическая экономия А. Смита утверждала, что человеческая природа включает в себя «моральные чувства», врождённое желание взаимодействовать с другими людьми, стремление, наиболее очевидное в коммерческих обществах. Там люди были освобождены от острой нужды и могли заниматься деятельностью, которая демонстрировала их способность к вежливости: торговля делала возможным вне-экономическое. В целом считалось, что коммерческое общество оказывает «шлифующее» воздействие на человечество; когда разные нации соединялись посредством торговли, их острые углы сглаживались. Точно так же люди в коммерческой нации становились «отточенными» благодаря социальному взаимодействию друг с другом.