Метаморфозы. Новая история философии

Иногда говорят, что мы (люди) – это наши гормоны. На баланс же гормонов в каждом из нас влияет весь наш внешний опыт; всё, что мы испытываем в течение нашей жизни, может повлиять на поколения, в которые мы вносим свой вклад. Ламарк первым предположил это. Дело не только в том, выживаем ли мы в нашей среде, но и в том, что наша среда делает с нами. Наша ДНК изменяется не путём вычитания или добавления нового кода, но посредством добавления крошечных молекул, которые действуют как кнопки «вкл./ выкл.». Гены, которые когда-то работали, в какой-то момент отключаются, и, наоборот, отключённые естественным отбором гены, «внезапно» снова активизируются. Открытие того, что маленькие молекулы, прикрепляющиеся к молекулам ДНК, которые удерживают гены по всей их огромной длине, способны вызывать биологические изменения, аналогичные тем, которые производятся мутациями, но значительно (многократно!) быстрее.

Что такое мутация? Это всего лишь изменение «букв» генетического кода, составляющих какую-то часть гена. И маленькие молекулы, которые иногда присоединяются к нему, изменяют его действия. Это как если бы сам генетический код был изменён. Они становятся «медиумами», которые заменяют собой «сообщение». В эпигенетике гены, которые неактивны («молчат»), могут быть пробуждены и начать вызывать биологические эффекты в организме под воздействием стимулов окружающей среды, которые не произошли бы, если бы эти стимулы окружающей среды отсутствовали. Они не обязательно являются постоянными изменениями: маленькие прикрепляющиеся молекулы прикреплены к конкретному участку гена ненадолго; ДНК имеет средства для самовосстановления, включая удаление этих молекул. Таким образом, в большинстве случаев эпигенетические изменения, которые затрагивают нас, никак не влияют на наше потомство. Но иногда эти эпигенетические изменения действительно передаются по наследству.

Таким образом, биологические изменение происходят в течение всей жизни организма, причём способом, описанным Ламарком. Ведь, в конечном счёте, Ламарк пришёл к трехэтапному процессу, который был первым действительно рациональным объяснением того, что мы сейчас называем «органической эволюцией»: 1) животное испытывает радикальное изменение окружающей его среды, 2) первоначальной реакцией на изменение окружающей среды становится какой-то новый вид поведения этого животного (или целого вида), 3) за изменением поведения следуют морфологические изменения, которые передаются по наследству следующим поколениям. Согласно Ламарку, жизнь возникла из неживой материи, и нет никакого другого способа, которым жизнь могла бы возникнуть на этой планете, попасть сюда, кроме как через «панспермию», то есть передачу из другого места в космосе (с наибольшей вероятностью с Марса). Но в том, что касается вопроса о том, как простая жизнь, появившаяся из неодушевленного материала, претерпела переходы к более сложной жизни, такой как животные и высшие растения, Ламарк считал это следствием «стремления к совершенству» того, что мы называем многоклеточной жизнью. Для Ламарка «совершенством», к которому стремилась жизнь, было человечество.

Скандал бактериологии

Любопытно, что Чарльз Дарвин практически ничего не сказал о микробах в «Происхождении видов» (1859). Карл Линней (1707–1778) объединял их всех в один вид, который он с долей юмора назвал “Chaos infusoria” в своей «Системе природы» (1735). Более того, микробы снова не были включены и в нео-дарвиновское «возрождение» середины XX века. «Современный (нео-дарвинистский) синтез» или «синтетическая теория эволюции» был основан на мутациях генов и рекомбинации между особями вида в качестве «топлива» эволюции путём естественного отбора. Из-за очевидной активной реакции бактерий на изменения окружающей среды обычно считалось, что они принадлежат скорее к ламарковскому, чем дарвиновскому миру, или, по крайней мере, к миру, в котором действуют как ламаркистская, так и дарвиновская эволюционная механика. Было далеко не ясно, обладают ли бактерии вообще генами. В 1942 году Джулиан Хаксли в книге “Evolution: The Modern Synthesis”, название которой и ввело термин «современный синтез», комментировал:

«У них [микробов и бактерий – А.Т.] нет генов в смысле точно квантованных порций наследственных веществ. Весь организм, по-видимому, функционирует как сома и зародышевая плазма, и эволюция должна быть вопросом изменения реакционной системы в целом. На самом деле мы должны ожидать, что процессы вариации и эволюции у бактерий сильно отличаются от соответствующих процессов в многоклеточных организмах. Но их секрет до сих пор не разгадан»[164].