Метаморфозы. Новая история философии

В-пятых, учебник Мальтуса «Принципы политической экономии» (1820) оказал влияние на теорию макроэкономики Джона Мейнарда Кейнса, основанную на идее о том, что бизнес-циклы вызваны изменениями общего «эффективного спроса» потребителей и инвесторов. Кстати, парадоксально, но целью Мальтуса при написании «Принципов» было показать, как можно достичь экономического прогресса, несмотря на давление населения. Отсюда и оптимистичные выводы Кейнса. Существует противоречие между «Опытом» и «Принципами» Мальтуса: в первом случае речь идёт об ограниченности ресурсов, во втором же имеет место изложение концепции расширяющейся экономики. Таким образом, даже сам Мальтус понимал, что его первоначальная позиция содержала в себе – в намёках на эволюционную перспективу – семена своего собственного разрушения. Когда он полностью разработал свою теорию, первоначальное видение мира как «закрытой системы» было заменено взглядом, который допускает и даже приветствует дальнейший прогресс в рамках открытого, а не закрытого взгляда на мир.

Среди экономистов, которые приняли тезис Мальтуса о перенаселении[121], были Давид Рикардо, Джон Стюарт Милль, Кнут Викселль и Уильям Стэнли Джевонс. Здесь в первую очередь следует подчеркнуть связь Мальтуса с «утилитаризмом», поскольку существует явная опора на принцип полезности в обосновании Мальтусом своих предложений с точки зрения общего благосостояния. Так Джон Стюарт Милль не только принял принцип народонаселения (отвергнув только осуждение Мальтусом контрацепции), но и увидел в нём средство значительного улучшения условий жизни рабочего класса – за счёт ограничения собственной численности рабочие могли увеличить спрос на рабочую силу и, следовательно, свою заработную плату[122].

В-шестых, фаталистический пессимизм Мальтуса и Рикардо навсегда создал экономике репутацию «мрачной науки».

Наконец, Мальтус вдохновил Чарльза Дарвина на теорию эволюции. Один из ключевых «пороков» в «экологической» постановке вопроса заключается в её неспособности эффективно справляться со структурными изменениями в историческом плане. Экологическая теория, хотя она и может быть мощным инструментом, не является полной: существует много ограничений на её использование. Чтобы быть эффективным, экологический подход должен быть реализован с учётом эволюционных социальных изменений. Неудивительно, что Мальтус стал источником для теорий эволюции Дарвина и Уоллеса!

Там, где «эволюция» была доминирующей биологической парадигмой для социальной и политической мысли в конце XIX века, «экология» начинает доминировать в начале XXI века. Таким образом, мысль Мальтуса прошла полный круг и воскрешается сегодня.

Линию мысли Мальтуса и Юма в середине XIX века подхватит и переформулирует в «научные» законы Чарльз Роберт Дарвин (1809–1882) с его теорией эволюции. Линию мысли Кондорсе и Канта в начале и первой половине XIX века продолжит основоположник биологии как науки Жан-Батист Ламарк (1744–1829), который покажет, что так называемые законы развития организмов пусть и с трудом, но можно изменять! В этом споре «побеждает» дарвинизм, и вся вторая половина XIX – первая половина XX веков в европейской политике пройдёт под флагом расизма и евгеники, достигнув своей кульминации в нацизме, основная суть которого как раз сводится к тому, чтобы полностью «отдаться» эволюции, открыть перед ней все шлюзы, устранить любые препятствия, в частности помогая ей устранением низших, обречённых рас и т. п. Все эти идеи в прото-форме уже содержатся у Мальтуса. Например:

«[М]ы должны заботиться о направлении закона возрастания народонаселения, а не об ослаблении и искажении его»[123].

То есть он призывает отдаться на волю Закона (= судьбы, эволюции) – и не вздумайте сопротивляться! Или:

«Не подлежит сомнению, что многие женщины вышли замуж только из боязни остаться старыми девами; излишняя боязнь насмешек, порождённых нелепыми предрассудками, заставила их избрать себе в мужья людей, к которым они питали отвращение или, по меньшей мере, полнейшее равнодушие. Такие браки, с точки зрения людей, обладающих несколько развитым чувством, представляются ничем иным, как развратом, облечённым в законные формы. Такие браки нередко обременяют страну детьми, не принося, в вознаграждение за это зло, никакого увеличения счастья тем людям, которые подарили детям жизнь»[124].

Последний пример – продолжение утилитаристской этики А. Смита и Д. Юма. Оказывается, одни люди имеют право на жизнь, а другие нет. Даже выдвигается критерий такой сегрегации! Но Мальтус продолжает: