Метаморфозы. Новая история философии

«Из всего, сказанного выше вытекает, что сам народ является главнейшим виновником своих страданий»[125]. Поэтому среди всех его прав есть одно, которое «обыкновенно присваивают человеку, но которое, по глубокому убеждению [Мальтуса], не принадлежит и никогда впоследствии не будет ему принадлежать. [Это] воображаемое право человека на пропитание в том случае, когда его собственный труд не доставляет ему для этого средств… Не подлежит никакому сомнению, что человек всегда пользовался и пользуется в настоящее время правом жить даже тысячу лет, если может и если пользование этим правом не причиняет вреда ближним; но в обоих случаях вопрос заключается не столько в праве, сколько в возможности. Общественные законы усиливают эту возможность; они доставляют возможность для существования большему числу лиц, чем то, которое могло бы существовать без них. В этом смысле законы значительно расширяют право на существование. Но ни до установления общественных законов, ни после этого установления не могло пользоваться жизнью безграничное число людей»[126].

Парадоксально, Мальтус верно определяет значение права, но пытается тут же всё перевернуть с ног на голову. Право – это один из инструментов, позволяющих людям противостоять «законам природы», в том числе «естественному отбору». Да, именно так! Не подчиняться им, а жить так, чтобы, зная эти законы, шаг за шагом уменьшать их значение и влияние на жизнь человечества. Так же как и медицина, например. Сравните это сегодняшний подход к медицине, «оптимизаторский» и абсолютно «мальтузианский». Совершенное сходство!

Лучшее – враг хорошего! а хорошее – враг лучшего!

«Закон» Мальтуса явился реакцией на Французскую революцию 1789 г. Её просто испугались. Отсюда становятся понятными следующие пассажи:

«В жизни нередко представляется необходимость мириться со злом для избежания более крупного бедствия, и обязанности всякого благоразумного человека заключаются в том, чтобы подчиняться этой необходимости добровольно… Хотя свободные государственные учреждения и хорошее правительство содействуют до некоторой степени уменьшению бедности, тем не менее их влияние в этом отношении оказывается лишь косвенным и крайне медленным… [В]озникновение народных бедствий лишь косвенно зависит от правительства, которое не может бороться с ними непосредственно и главная причина этих бедствий кроется в образе действий самого народа»[127].

Мальтус, как и основоположник идеологии консерватизма Эдмунд Бёрк (1729–1797), был потрясён эксцессами французской Революции, показавшей, что «человеческий разум в одной из самых просвещённых наций мира оказался унижен таким брожением отвратительных страстей, страха, жестокости, злобы, мести, амбиций, безумия и безрассудства, которые могли бы опозорил самую дикую нацию в самый варварский век». Его осуждение распространилось на революции в целом, ведь «разрыв границ общества – это такое разделение частей, которое не может произойти, не причинив самой острой боли тысячам: и может пройти много времени, и будет перенесено много страданий, прежде чем рана зарастёт снова»[128]. Из-за этого он предпочитал «практический», а не «долгосрочный» подход к политике, отрицая целесообразность поиска некой идеальной социальной системы, поскольку это отвлекает наше внимание от практических улучшений, которые могут быть сделаны, и попытка достичь недостижимого сама по себе может создать зло. Он сомневался в эффективности правительств в решении социальных проблем. Как позже пояснил Мальтус, его мотивом в противостоянии перфекционизму, эгалитарным и «коммунистическим» схемам было обуздание «излишеств» французского Просвещения, особенно в первые годы Революции – излишеств, которые могли только дискредитировать более скромные, но прочно обоснованные идеи о том, какие улучшения могли бы быть возможны. Мальтус считал, что население и его уровень жизни могут и должны расти только гармонично. Лучшее – враг хорошего!

В 1790-е годы политические реформаторы смогли наконец начать использовать современные им научные теории в целях приспособления своих обществ к миру, который менялся под влиянием торговли и промышленности. Мыслители, подобные радикальному французскому аристократу маркизу де Кондорсе, попытались дополнить политическую экономию, связанную с идеями, высказанными в 1776 году Адамом Смитом в книге «Исследования о природе и причинах богатства народов», актуарной наукой и расчётами[129], которые были разработаны на основе математических основ теории вероятности XVII века, с тем, чтобы создать схемы того, что мы сейчас назвали бы «социальным обеспечением». В частности, акцент был сделан на предоставлении (впервые в истории человечества!) пенсий по старости. В более общем плане, вопрос формулировался следующим образом: может ли научный и экономический прогресс искоренить бедность? Эти дискуссии велись на фоне революций 1776 года в Америке и 1789 года во Франции, а также первых попыток преодолеть рабство и колониальные империи.