Метаморфозы. Новая история философии

Таким образом, мы видим, что первоначальный социал-демократический проект был доступен с точки зрения уровня развития знаний и методов уже с 1790-х годов, но был сметён реакцией, последовавшей за Французской революцией, и в которой Томас Роберт Мальтус сыграл ключевую роль. Мальтус недвусмысленно критиковал Кондорсе в первом издании своего «Опыта». Демографическая теория Мальтуса послужила главным бастионом против дальнейших попыток расширить рамки коллективного обеспечения благосостояния почти на целое столетие. Благодаря ей в экономической теории и социальной политике дискурс гражданского общества и политического участия был вытеснен «естественными силами и законами». Кроме того, она позволила институционализировать страх и подозрительность по отношению ко всем «трудящимся» и «беднякам». При этом совершенно игнорировался тот факт, что наблюдаемые закономерности в процессе производства, потребления и обмена возможны только при наличии их регулирования в соответствии с законом или обычаями. Именно по этой причине, например, Г. Гегель (1770–1831) в своей «Философии права» (1821) рассматривал возникновение «гражданского общества» и его формализацию политической экономией как отличительные черты современного мира, поскольку «гражданское общество» предполагает набор правовых и культурных норм, в рамках которых только и может развиваться «система потребностей». Она же предполагает свержение насилия и произвола рабства и феодализма.

Впрочем, в схеме диалектики Гегеля антитезис неизбежен и жизненно необходим для развития. Мальтузианство можно рассматривать в качестве такого антитезиса, только сверх всякой меры затянувшегося… Прямо следуя гегелевской концепции «гражданского общества», К. Маркс изобразил экономику как арену, на которой человек оказался во власти своих собственных творений и вернулся к языку «природных сил» для описания своих отношений с другими людьми. Так правовые, институциональные и культурные аспекты анализа коммерческого общества оказались отодвинуты на задний план. Самое интересное, что консерватизм и революционный коммунизм действовали здесь в полной сцепке и согласии друг с другом.

Известно, что К. Маркс хотел, чтобы экономика стала прогностической наукой, но, подобно Мальтусу и Рикардо, он применял математику не для анализа, но исключительно для убеждения. Вместе с тем, в середине – второй половине XIX века математика преобразила все социальные науки, главным образом, благодаря тому, что учёные начали применять вероятностную математику – как для разработки экспериментов, так и для оценки их результатов. Марксизм как общественная наука, со всей его изощрённой диалектико-материалистической философией, но без надлежащего математического анализа, был обречён оставаться очень ограниченным.

Что касается идей первых «социал-демократов» (Кондорсе), то их противники, одновременно и справа и слева, как мы выяснили, надеялись, что, например, Франция после 1789 года будет похожа на Англию после, соответственно, 1688 года, для чего А. Смита и «соединили» с Т. Р. Мальтусом. Всех, кто не «вписывался» в это уравнение, правые автоматически отправляли в «сумеречную» зону, за пределы мейнстрима. И наоборот, для «левых», предложения, связанные с Кондорсе, считались слишком уважительными к коммерции и были адаптированы для использования по достижению различных политических целей. В наши дни, нео-консерваторы принижают значение позднего Просвещения и идеалов республиканской и демократической революции как просто «эксцентричные». «Старые левые» (марксисты) преуменьшают их значение, потому что для них они «всё ещё» зациклены на «буржуазных» ограничениях таких программ. С другой стороны, пост-марксизм осуждает их за предполагаемое «уравнение в правах» между знанием, властью и эмансипацией или же за «неадекватность» в вопросах расы, класса или пола. Но это всё не объяснения, а «отобъяснения» феномена… В чём же действительная суть феномена, тесно связанного с фигурой и мыслями Кондорсе?

План «мира без бедности»