Вздохнув, она выползла из шалаша.
Напрочь склёванный серый потолок. Чёрная макулатура в царапинах. Нитки от сладких бус, на которые нанизаны кольца-хамелеоны. Битые чашки. Пятнистые разводы на рекламных брошюрах и корешках билетов. Ынбёль разглядывала то один микробардак, то другой, пока не наткнулась на стакан грушевого рафа. Тот был полностью заполнен монетками и кусочками винтажных открыток — Эллиот принёс его на одно из свиданий.
Нет уж, вне шалаша ей было ещё хуже, чем внутри, поэтому она забралась обратно.
Ынбёль закрыла воспалённые глаза и проспала весь день. От кошмара к кошмару. Проснулась ночью.
А потом поняла — она не одна.
Чужое присутствие ощущалось так же явно, как декабрьский холод. Оно будто выжидало.
«Опять», — безразлично подумала Ынбёль, переворачиваясь на спину. Как и в прошлый раз, она вгляделся в темноту — ничего. В комнате она была не одна, хоть и одинока.
— Мне всё равно, — чётко произнесла она. — Я тебя больше не боюсь.
Она знала, что после такой дерзости могло случиться что угодно, могла представить тысячу сценариев своей немедленной смерти, но всё это настолько не имело значения, что она не боялась ни одного из них.
Если дух снова чем-то недоволен — это его проблемы.
Что-то незримое свесилось прямо над лицом. Ынбёль ощутила прикосновение призрачной шерсти. Магическое дыхание, вечное, как само время. Оно пахло малиной. И немного — ореховой пастой.
К таким пыткам Ынбёль не была готова. В глазах защипало. Где-то в кишках свернулся истерический припадок, но выше Ынбёль его не пропускала. Она лишь отвернула голову, надеясь, что видение как-нибудь само разберётся.
Невидимый, несуществующий и отсутствующий зверь вдруг лизнул её в висок.
Ынбёль будто током ударило. Она дёрнулась. Висок горел болью и огнём, но, прикоснувшись к нему, Ынбёль не ощутила никаких повреждений.
Это была сила. Её сила. Настоящая.
— Мы не такие, как остальные, — гулко прожужжало в грудине. Ынбёль прислушалась. — Остальные ищут. Мы берём.
Невидимый зверь продолжал нависать над Ынбёль. Он шумно дышал, иногда порыкивая, но едва ли кто-то ещё мог его услышать.
Берём — что? Что остальным надо найти? И что должна отобрать Ынбёль?..
Нет, не так. Дух сказал берём — не отбираем. Значит что-то, что другие могут только найти, у Ынбёль есть всегда.
Взять своё. То, что другие ищут, Ынбёль должна просто взять.
Ынбёль воззрилась на пустоту. Подумала. И протянула руку к зверю.
— Я поняла, — прошептала она. — Ты не мой дух. Ты мой поток.
Другим приходилось искать источники силы. Вглядываться в нити, обматываться ими, присоединять одни к другим. Ведьмы не могли колдовать, пока не возвращались к жизни с новыми телами.
Ынбёль управляла своей силой даже без тела, воскрешая ковен снова и снова. Застрявшая в цикле перерождений. Настолько же сильная, насколько и проклятая.
Сила была в ней с самого начала — как и говорила Лекси. Следовала за ней по пятам, слушала и слушалась. Злобно рычала, если она пыталась от неё отказаться.
— Теперь готова, да? — усмехнулась — как разбила стекло. — Теперь выдержу?
Зверь тепло заурчал. Запах малины усилился.
Ынбёль схватилась пальцами за гриву, второй рукой поглаживая поток за ухом.
— Теперь готова, — прошептала она с надломом и закрыла глаза.
Поток не причинял боли. Во всяком случае, боль была не такой уж сильной — Ынбёль терпела её не морщась. Редкий пульс бил волнами.
Сложнее было с ощущениями, которые поток дарил.
Ынбёль стала чувствовать всех, кто был в доме. Вернее — все тела. Живые и мёртвые. Она без проблем нашла Лекси с Перси: они лежали у себя, отгороженные бессознательностью и границей из подушек. Эш видел вещий сон — тот был болезненным и тяжёлым, сбивавшим дыхание. Джебедайя только что проснулся от его стонов и, кажется, снова засобирался в лес. Эр-Джей где-то похрапывал. Крис уже не спал.