Метод Нострадамуса

— Убивать его тоже нельзя, — быстро сказала Лера. — Ведь он единственный, кто не просто видел, а хотя бы раз прочел эти документы. А то, что человек прочел хотя бы раз, навсегда остается у него в памяти. Только докопаться до этой информации бывает сложно.

«А ведь ты не о Юргене сейчас заботишься, — подумал Альберт Витальевич, — и тем более не обо мне. Ты ведь, девочка моя, тоже знаешь про меня слишком много — пожалуй, больше, чем все остальные, вместе взятые. Выходит, если астролога можно взять к ногтю, то тебя закопать сам бог велел…»

— А знаешь, о чем я думаю? — сказал он вслух. — Может, ну его к черту, этого Юргена вместе со всей его астрологией? Ты посмотри, в какую катавасию я из-за него встрял! Дался мне этот Нострадамус… Вот уж, действительно, не было бабе заботы — купила порося…

Лера глубоко затянулась сигаретой и поменяла местами лежавшие одна на другой ноги. Альберт Витальевич прекрасно понимал, что это всего-навсего нехитрая женская уловка, направленная на то, чтобы лишний раз привлечь его внимание, но суть дела от этого не менялась: обтянутые прозрачным нейлоном ножки, как и всегда, вызвали у него приятное волнение.

— А тебе не кажется, что ты поздно спохватился? — спросила Лера.

— То есть?

— Что ты намерен делать? Бросить все, как есть? Но ведь ты, насколько я понимаю, разбудил спящую собаку. Большую собаку, кусачую… Эта собака сейчас идет по твоему следу. Она собирается откусить тебе голову, а ты хочешь повернуться к ней спиной? Если да, скажи сразу, чтобы я успела собрать чемоданы.

— Что? — опешил Жуковицкий. — Чемоданы?! Ты хочешь…

— Не хочу, — мягко, но решительно перебила Лера. — Мне с тобой хорошо. От добра добра не ищут, да и я уже, прямо скажем, не девочка, чтобы бросить все и начать жизнь с нуля. Но я и не семнадцатилетняя влюбленная дура, чтобы, как говорится, ты на тот свет — и я вслед. Нет, милый! Я бы сказала, что не позволю тебе опустить руки, но… Я уже достаточно опытна, чтобы знать: нельзя помочь человеку, если он не хочет, чтобы ему помогали.

Альберт Витальевич потряс головой, как человек, не вполне понимающий, спит он или бодрствует. Только что выслушанная им резкая отповедь казалась особенно обидной оттого, что прозвучала из уст Леры — любовницы, содержанки… да, в конце концов, просто бабы. Баба, будь она хоть семи пядей во лбу, все равно остается бабой. И Лера, между прочим, это только что блестяще доказала. Тоже мне, кошка, которая гуляет сама по себе! Называется, получил утешение…

— Если ты хотел, чтобы я погладила тебя по головке и сказала, что все само рассосется, ты ошибся адресом, — продолжала Лера, как всегда, безошибочно угадав его мысли. — Сказки тебе пусть рассказывает твой драгоценный Мазур. Мне почему-то кажется, что он в последнее время только этим и занят.

— С чего это ты взяла?

Жуковицкий задал этот вопрос гораздо агрессивнее, чем ему того хотелось. Он чувствовал себя как человек, которого в уличной драке сбили с ног и не дают подняться, а продолжают лупить по нему ногами, как по футбольному мячу.

— А ты вспомни, когда он последний раз смотрел тебе в глаза, — предложила Лера. — Чувствую, он где-то очень сильно наследил. Да тут и чувствовать нечего! Откуда они, кем бы они ни были, узнали, что рукописи у Юргена?

Альберт Витальевич озадаченно почесал в затылке. Да, это был вопрос! В самом деле, откуда? Лера, как всегда, смотрела в корень.

— К чему ты, собственно, клонишь? — спросил он.

— Я клоню к тому, что расслабляться тебе сейчас нельзя. Или ты их, или они тебя — вот как сейчас стоит вопрос. Я понятия не имею, где Мазур достал те бумаги и каким именно образом он там наследил. Но то место и людей, с ним связанных, необходимо уничтожить. А потом, полагаю, тебе придется подыскать нового начальника охраны.

Жуковицкий заметил, что сигарета у него в руке истлела почти до фильтра, и рассеянно сунул окурок в пепельницу. Его не покидало ощущение нереальности происходящего; притом, что каждое слово Леры, что называется, попадало в десятку, все это были слова, которые он ожидал услышать от нее в самую последнюю очередь. Он бы понял, если бы так говорил Мазур, но Лера?! Впрочем, она и тут права: Олег Федотович и впрямь по уши в дерьме, вот-вот утонет. И Альберта Витальевича за собой утащит…

— Легко сказать — уничтожить, — пробормотал он. — Как ты предлагаешь это сделать?

— Я? — Лера, казалось, была до глубины души удивлена этим вопросом. — Господь с тобой, милый, что же я могу предложить? Я — женщина, мне о таких вещах даже знать не полагается. Это сугубо мужское дело, и я заговорила о нем только потому, что вижу: ты немного растерялся и не знаешь, в какую сторону податься. Впрочем, не обращай на меня внимания. Это все так, домыслы, женская болтовня. Смешно, наверное, выслушивать от женщины рассуждения о том, в чем она ничего не понимает. Не сердись, милый. Господи, я совсем с тобой заболталась! — воскликнула она, посмотрев на часы. — У меня же тренировка! Все, я побежала, не скучай.

Она погасила в пепельнице окурок, чмокнула Альберта Витальевича в щеку и вышла — как всегда, неотразимая.