Он выпрямился, опустив руки. Огнетушителей не было. О них напоминала только старомодная, выкрашенная в красный цвет деревянная стойка с полукруглыми гнездами и металлическими креплениями, которые совсем недавно удерживали в этих гнездах алые цилиндры тяжелых, архаичных пеногонов.
Противопожарная сигнализация тоже почему-то молчала, хотя дым уже затянул потолок хранилища густым пологом, сквозь который едва пробивался свет люминесцентных ламп. Запах горелой бумаги становился трудно переносимым; повернув голову, Глеб увидел, что дым клубами валит из распахнутых настежь ворот, которые вели к котельной. Выносить бумаги предполагалось именно через котельную, и теперь короткий коридор, куда выходили двери жилых и служебных помещений, был чуть ли не до потолка загроможден ими. Горело там, в непосредственной близости от генераторного отсека и канистр с бензином; мало того, именно в генераторном отсеке, под желтым металлическим кожухом, была припрятана тощая пластиковая папка, в которой лежала изъятая Глебом глава.
Пряча папку в корпусе генератора, он все время помнил рассказ одного знакомого офицера, который служил на узле связи и потому имел, бедняга, дело с личным составом — то есть, попросту говоря, с солдатами. Солдатики коротали утомительно долгие часы ночных дежурств, разрисовывая и доводя до немыслимых высот красоты и стилистического совершенства так называемые «дембельские альбомы». Ясно, что начальством это не приветствовалось и альбомы свои солдатикам приходилось прятать. Благо, всевозможных щелей, кабельных колодцев и прочих укромных уголков на любом узле связи всегда хватает. И вот кто-то из радистов, зачернив картонные листы тушью, набрызгав на них с помощью зубной щетки и белой гуаши звездное небо и старательно все это великолепие залакировав, разложил эти самые листы внутри корпуса резервного передатчика, который с незапамятных времен громоздился в углу аппаратной и за два годы службы упомянутого дембеля не включался ни разу. И случилось так, что, когда находчивый воин, сдав дежурство, отправился в казарму отсыпаться перед новой сменой, в аппаратную нагрянуло начальство из штаба дивизии. Начальству стало интересно, работает ли еще передатчик; после произведения всех необходимых манипуляций с тумблерами и переключателями был повернут главный рубильник, и на аппаратуру подали максимальное напряжение. А спустя минуту из всех щелей серого жестяного корпуса повалил густой, белый, отчаянно воняющий паленым картоном дым…
Памятуя об этой истории, Глеб положил папку с бумагами как можно дальше от блока цилиндров и молил бога, чтобы резервный генератор не пришлось задействовать из-за внезапного отключения электричества. А опасность, как выяснилось, грозила совсем с другой стороны…
Он двинулся было в сторону коридора — посмотреть, что горит и нельзя ли это как-нибудь потушить, но оттуда навстречу ему, кашляя от дыма, обрушив по дороге один из бумажных бастионов, вывалился встрепанный, задыхающийся Ефим Моисеевич.
— Пожар! Горим! — прохрипел он.
Старик выглядел так, словно был охвачен неконтролируемой паникой. Глебу это показалось странным. Насколько он успел узнать Фишмана, тот сохранил бы хладнокровие даже на борту идущего ко дну «Титаника»; он не просто остался бы спокойным, ироничным и деловитым, но и наверняка ухитрился бы без шума и пыли, с неизменной улыбочкой на губах обеспечить самые лучшие места в самой надежной шлюпке себе, своей семье, а также любому, кого счел бы достойным спасения. И, кстати, не факт, что этим «любым» непременно оказалась бы беременная женщина или ребенок — Ефим Моисеевич был прагматик и демонстративно не воспринимал того, что на его языке называлось «соплями». Поэтому сейчас его безумно выпученные глаза, его бледность, дрожащие руки — словом, весь его облик — действительно выглядели очень странно.
— Горим! — адресуясь уже непосредственно к Глебу, снова выкрикнул он. — Пожар!
— Вижу, — нарочито холодно и спокойно ответил Сиверов. — Огнетушителей почему-то нет.
— Как нет?! — еще больше всполошился старик. — Ах, да… Они же их уже вывезли, эти крохоборы!
Это сообщение удивило Глеба. Он находился в хранилище неотлучно и что-то не заметил тут никаких «крохоборов», которые могли бы умыкнуть пару древних, бугристых от многолетних напластований краски огнетушителей.
— А пожарная сигнализация? — спросил он.
Старик лишь отчаянно махнул рукой.
— Кто ее проверял? Когда это было? Я говорил, я предупреждал — это все не к добру! Что прикажете теперь делать?
— Надо попытаться сбить пламя, — предложил Глеб.
— Бесполезно. Я уже пробовал. Вы же видите, я только что оттуда. Там ад кромешный, чертово пекло…
— С чего это нашему хламу вздумалось гореть? — спросил Сиверов.