Метод Нострадамуса

Прикрыв рот и нос рубашкой, щуря слезящиеся от дыма глаза, Глеб подошел к открытым воротам. В дыму ничего не было видно, кроме пляшущих оранжевых отсветов. Потом послышался металлический грохот, свидетельствовавший о том, что старику удалось добраться до цели и даже снять с генератора кожух. Сиверов завел руку за спину и вынул из-за пояса пистолет. Это было неспортивно, но выпускать отсюда старого упыря, да еще и с бумагами, которые были так нужны Жуковицкому, он не собирался. В конце концов, Ефим Моисеевич сам сказал, что лучше погибнуть от пули, чем сгореть заживо…

Желанию старика не суждено было осуществиться. В сплошном дыму ничего нельзя было разглядеть, и вдруг в этой серой клубящейся мути справа, как раз там, где генераторный отсек, возник четкий оранжевый прямоугольник дверного проема. В следующее мгновение раздалось громоподобное фырканье, оранжевый свет стал нестерпимо ярким, и из дверного проема толчком выбросилось всепожирающее пламя. Глеба отбросило назад, на тугие связки картонных папок, но он успел заметить, как огненная волна вместе с какими-то горящими клочьями вынесла в коридор и ударила о противоположную стену темную, объятую пламенем фигуру.

Потом огонь выплеснулся из коридора в хранилище и начал стремительно распространяться по закоулкам бумажного лабиринта.

* * *

Машина, скромный зеленый «ситроен», стояла на почти пустой привокзальной площади возле стоянки такси, где, скучая в ожидании случайного седока, играли в карты в освещенном салоне одной из машин четверо горластых таксистов. Их азартные выкрики далеко разносились в тишине короткой летней ночи, по временам перекрывая даже слышавшиеся со стороны сортировочной станции лязг буферов и гудки маневровых тепловозов.

За рулем «ситроена» сидела Лера и, опустив стекло слева от себя, задумчиво курила. Забившийся в дальний угол заднего сиденья Юрген видел ее освещенную уличным фонарем правую щеку, редкие взмахи пушистых ресниц и аккуратный, коротко, почти по-мужски, подстриженный затылок. Еще он видел дым от ее сигареты, который, лениво свиваясь в кольца, красиво подсвеченные ртутной лампой, уходил в темное ночное небо, да янтарное мерцание приборной панели — похоже, Лера забыла выключить фары, но Эрнст Карлович боялся указать ей на эту оплошность. Еще он боялся закурить, хотя очень хотелось; вообще, Юрген опасался лишний раз привлечь к себе внимание, поскольку не знал, что из этого выйдет. Лера, Валерия Алексеевна, относилась к той категории женщин, перед которыми астролог всегда робел. А теперь, учитывая обстоятельства, он уже попросту трусил.

Какие обстоятельства? Да очень простые. Он спрятался, не желая более иметь ничего общего с господином Жуковицким, а его нашли. Причем с такой легкостью, словно он был малышом, затеявшим игру в прятки с родителями и схоронившимся в самом укромном, по его мнению, местечке квартиры — в бельевом шкафу. Родителям наскучило бродить по всему дому, однообразно восклицая: «А где же наш Эдичка? Куда же он подевался? Эдик, ау!», — или у них вдруг возникло какое-то неотложное дело, и они, открыв шкаф, с деланным изумлением всплеснули руками: «Да вот же он! Попался, озорник! А мы-то думали, что никогда тебя не найдем…»

Это во-первых. Во-вторых, нашла его почему-то не служба безопасности Альберта Витальевича и даже не милиция, а Лера — любовница, содержанка, любимая игрушка всесильного Алика… Нашла и чуть ли не за шиворот втащила в эту машину, сквозь зубы посоветовав не дергаться и так же, сквозь зубы, пообещав, что все будет хорошо.

В-третьих, в то, что все будет хорошо, он не слишком поверил. Иначе зачем нужно было запирать центральный замок, лишая его возможности самостоятельно выбраться из машины?

Дать бы ей по затылку, с тоской подумал Юрген. Пока очухается, я уже буду далеко…

Однако он сомневался, что такая отчаянная выходка даст положительный результат. Драчун из него был, как из бутылки молоток, и вряд ли, ударив Леру через спинку сиденья кулаком по голове (больше-то у него ничего не было), он мог вывести ее из строя хотя бы на минуту. А у Валерии Алексеевны при себе имелся пистолет. Юрген видел его собственными глазами, когда она что-то искала у себя в сумочке. Но сам по себе пистолет был не так уж страшен — астролог в последнее время насмотрелся на эти штуковины до тошноты. Страшнее была недвусмысленная готовность воспользоваться оружием, сквозившая в каждом слове, в каждом жесте, в каждом движении бровей Валерии Алексеевны.