Метод Нострадамуса

Родное государство исправно начисляло ему пенсию, которую Олег Федотович не менее исправно забывал получать, а когда все-таки получал, то либо сразу же раздавал нищим, либо тратил на дорогую выпивку — тоже целиком, до последней копейки. Это стяжало ему громкую славу среди обитавших близ его дома алкашей и нищебродов. Правда, никто не таскался за ним по пятам и, тем более, не звонил в дверь, вымогая подачку; упомянутые граждане даже в день выплаты пенсии предпочитали держаться на почтительном расстоянии, зорко наблюдая за своим кумиром в ожидании небрежного взмаха искалеченной руки, означавшего разрешение приблизиться и, как говорится, вкусить от щедрот отставного полковника. В противном случае Олег Федотович мог рассердиться, а когда он сердился, вовремя убежать или хотя бы пригнуться, сведя до минимума неизбежные телесные повреждения, удавалось далеко не всем и не всегда. Говоря по правде, это никому и никогда не удавалось; были известны случаи, когда неосторожный попрошайка падал замертво, получив удар пудовым кулачищем в лицо или в грудную клетку, но никто не мог похвастаться тем, что, разозлив Мазура, сумел избежать немедленной жестокой расправы. У него была репутация человека щедрого, истинно русского, но — что делать! — слегка отмороженного, слишком скорого на руку, что часто встречается среди ветеранов локальных вооруженных конфликтов. За щедрость его любили, а эту самую контуженную отмороженность охотно прощали, поскольку знали, чем она вызвана, и не без оснований винили в недостатках Мазура не его, а родное государство, которому испокон веков было наплевать на своих подданных, и которое пачками посылало этих подданных на смерть во имя всякого дерьма.

Но таким — пьяным, щедрым, крикливо-разговорчивым и опасно скорым на руку — Олег Федотович Мазур бывал только в те редкие дни, когда вспоминал о необходимости получить свою военно-инвалидную пенсию, и исключительно по вечерам, в неслужебное время. На работе же он был сух, подтянут, прозорлив, умен, всегда трезв, как стеклышко, и безупречно выбрит. Правда, опасным он оставался и там, хотя руки распускал только в исключительных случаях, когда не видел иных методов воздействия на реальность, которая его почему-либо не устраивала.

Сейчас выдался один из тех моментов, когда Олег Федотович Мазур представлял собой наибольшую, прямо-таки смертельную опасность — правда, не для всех окружающих без разбора, а лишь для одного конкретного человека — того, на кого указал хозяин. Альберт Витальевич Жуковицкий платил начальнику своей службы безопасности очень приличные деньги, позволявшие тому относиться к своей пенсии именно так, как она того заслуживала, и Мазур отрабатывал эти деньги сполна. По одному слову босса Мазур мог убить, и не раз действительно убивал, но сегодня был немного другой случай.

Убивать или хотя бы калечить клиента Олегу Федотовичу строго-настрого запретили — этот фраер зачем-то нужен был хозяину живым и дееспособным. Поэтому, зная свою горячую, увлекающуюся натуру, Мазур решил сам об клиента рук не марать, а поручить это своим ребятам. Он отобрал лучших из лучших — таких, которые в драке могли противостоять даже ему самому, но при этом умели держать себя в руках. Это были профессионалы, способные, несмотря на препятствия и помехи, в любой обстановке безошибочно сломать клиенту именно то ребро или, к примеру, палец, которое назвал заказчик, и не набить ему ни одного лишнего, не предусмотренного заданием синяка. Мазур знал: если заранее оговорить с этими парнями, в какой именно тональности клиент должен орать во время экзекуции, они обязательно добьются нужного звучания, запишут его на пленку и в указанный срок предоставят запись для оценки конечного результата. И можно не сомневаться, что даже чуткое ухо музыкального критика не уловит в воплях клиента ни малейшего намека на фальшь.

Олег Федотович Мазур горбясь сидел за рулем серебристой пятидверной «Нивы», положив правую, здоровую ладонь на обод рулевого колеса. В левой, изуродованной руке он держал дымящуюся сигарету, которой время от времени глубоко и жадно, словно просидел без курева добрую неделю, затягивался.

— Вот интересно, — таким тоном, словно это его и впрямь интересовало, протянул на заднем сиденье Карпухин, — зачем это ему понадобилось, идя в кабак, оставлять машину на соседней улице? Для клиентов ресторана стоянка бесплатная, мест свободных — завались…

— Конспияция, батенька, — голосом главного героя фильма «Ленин в октябре» откликнулся сидевший рядом с Карпухиным Мамалыга.

— Социалистическая революция свершилась. А теперь дискотека! — оживившись, подхватил Баранов, сидевший справа от водителя.

— Погоди, — отозвался Мазур, — дискотека будет, когда он выйдет из этого шалмана.

— Танцы-обниманцы, — сказал Мамалыга.

— Повторяю: аккуратно, — без особой нужды повторил Олег Федотович. — Просто объясните ему так, чтобы он все понял без слов. Мертвый он никому не нужен. Если вы, уроды, его зажмурите, я сам сделаю так, чтоб вы, все четверо, задницы прищурили.