Проводив своих подчиненных долгим взглядом, Мазур закурил очередную сигарету и откинулся на спинку сиденья. В общем-то, поводов для беспокойства у него не было. Дело предстояло пустяковое, ребята были проверенные, а клиент не производил впечатления такого крутого профессионала, каким попытался представиться боссу. Он, конечно, принимал кое-какие меры предосторожности, но что это были за меры!.. Машину он, видите ли, на соседней улице оставил! Чтобы, значит, никто не догадался, в каком именно кабаке он водку жрет и баб щупает… Валенок сибирский, пень развесистый! Хвоста за собой не заметил, а туда же — шифроваться…
Дверь ресторана распахнулась, и на пороге появился клиент. Тут произошла заминка, вызванная тем, что в это самое мгновение прохлаждавшемуся на крылечке Лопатину вздумалось вернуться в помещение. Клиент слегка посторонился, но Лопатин с пьяной готовностью услужить шагнул в ту же сторону. Пару секунд они топтались на месте, не в силах разойтись, а потом Лопатин, наконец, отступил на шаг и, отвесив пьяный полупоклон, обеими руками сделал широкий приглашающий жест: дескать, милости прошу!
— Подонок, — сквозь зубы процедил Олег Федотович, по достоинству оценивший этот дурацкий спектакль.
Клиент, впрочем, обратил на Лопатина внимания не больше, чем на какую-нибудь урну для мусора, ненароком очутившуюся у него на пути. Обогнув замершего в шутовском полупоклоне, со свесившимся чуть ли не до земли галстуком, «подонка», он скользнул равнодушным, невидящим взглядом по охраннику, легко сбежал по ступеням крыльца и, закуривая на ходу, целеустремленно зашагал к той самой подворотне, где его поджидал сюрприз. Наблюдавший за этим инцидентом из машины Мазур удовлетворенно кивнул: валенок — он и есть валенок, даже если он высок, красив, мускулист, хорошо и дорого одет и ведет себя, как принц крови. Даже непонятно, как этот дурень ухитрился заработать на дорогой костюм, престижную иномарку и обед в ресторане. Ведь видно же, что ни черта не понимает ни в людях, ни в жизни! Задеть такого человека, как Алик Жуковицкий, за самое больное место — за кошелек, и после этого, как ни в чем не бывало, с умным, независимым, хозяйским видом разгуливать по темным подворотням в самом центре Москвы! Будто нарочно неприятностей ищет, честное слово…
Все так же неторопливо, размеренно шагая, клиент свернул в подворотню и скрылся из глаз. На фоне темного прямоугольного проема еще секунду висел, медленно рассеиваясь в неподвижном воздухе, освещенный яркими неоновыми лампами дымок его сигареты, а потом тоже исчез, растаял. Дверь ресторана снова распахнулась, и оттуда вышел Лопатин — застегнутый на все пуговицы, с подтянутым галстуком, аккуратно причесанный и без малейших признаков алкогольного опьянения, будто это не он минуту назад разыгрывал пьяную клоунаду. Особенно впечатляли очки в тонкой металлической оправе. Данная метаморфоза совершилась минимальными средствами, но была зато такой полной, что даже Мазур, не говоря уже об охраннике ресторана, не сразу узнал собственного подчиненного. Все-таки в Лопатине была артистическая, актерская жилка; понять его порой было сложно, иногда его выходки просто раздражали, но зато потом, как правило, оказывались вполне оправданными — вот, например, как сейчас. Он привлек массу внимания к своему возвращению в ресторан, зато никто в упор не заметил, что он вышел оттуда всего лишь через минуту. То есть видеть-то его охранник, конечно, видел, а вот узнал вряд ли…
Лопатин не стал задерживаться на крыльце и, тем более, вступать с охранником в разговоры — это был бы уже перебор. Он спокойно спустился на тротуар и небрежно направился все к той же подворотне. Когда он там скрылся, Олег Федотович Мазур посмотрел на часы и расслабился. Теперь нужно было подождать — совсем немного, от двух до пяти минут, в зависимости от уровня физической подготовки клиента, — после чего можно будет с чистой совестью поехать домой и, наконец-то, плотно, с аппетитом поужинать.
Глава 8
— Это чай, — сообщил Ефим Моисеевич, как будто напиток, разливаемый им по стаканам, можно было принять за что-то другое. — Или вы предпочитаете кофе?
— Вообще-то, да, — сказал Глеб, разглядывая подстаканник.
Подстаканник был массивный, литой, с рельефным изображением Красной площади и Кремля на фоне расходящихся веером солнечных лучей. Последний раз Сиверов видел такой лет тридцать назад, и он уже тогда был довольно старым — раритетом безвозвратно канувшей в прошлое эпохи великих строек, выраставших на костях политзаключенных.
— Значит, в следующий раз будем пить кофе, — пообещал Ефим Моисеевич. — Хотя по части его приготовления я, прямо скажем, дилетант. Да и пью его редко. Сами понимаете — возраст, сердечко пошаливает… А вы пейте, сколько хотите. Здесь есть все необходимое, я вам потом покажу. Чего тут нет, так это водки и вообще крепких напитков. Они у нас под запретом — думаю, вы сами понимаете, почему.
— В общих чертах, — сказал Глеб. — Курить здесь у вас, конечно, тоже нельзя?