Метод Нострадамуса

Так рассуждал водитель «уазика» сопровождения, отправляясь тем утром в рейс. Рассуждал он, разумеется, про себя, поскольку в служебной обстановке такие разговоры недопустимы — того и гляди, кто-нибудь капнет начальству, и тогда хлопот не оберешься. Начальство, конечно, и само рассуждает примерно таким же манером, иначе отправляло бы этот хлам на уничтожение под охраной бронетранспортера, но — тоже про себя. Потому что, елки-палки, тут вам не дискуссионный клуб, а — музыка, туш! — контрразведка.

Водитель был пожилой, видавший виды и, как подавляющее большинство опытных водителей, полагал себя носителем истины в последней инстанции. Он служил в контрразведке уже давно, и служба его мало чем отличалась от работы персонального водителя председателя какого-нибудь не шибко зажиточного колхоза. А что? Машина та же, да и обязанности, в общем, те же — заведи, подай к подъезду, отвези, куда сказано, подожди, сколько велено, и вези себе обратно. Да это еще что! Вон, Гришка Комлев, который грузовик водит, — у того вообще работенка, как у водителя мусоровоза. Всю дорогу мотается туда-сюда меж двух ворот, как дерьмо в проруби — туда с грузом макулатуры, оттуда порожняком… Зато, блин, в контрразведке служит… Хорошо, хоть зарплата приличная, однако и геморроя за эти бабки тоже хватает…

«Уазик» бодро катился по разомлевшим от жары московским улицам, выбирая боковые проезды, где было меньше риска застрять в пробке. Охрана, все три человека, густо дымила сигаретами, заставляя водителя недовольно морщиться. Он и сам был человеком курящим, но он-то курил в своей машине, и убирал в ней, между прочим, тоже сам. А эти надымят, нагадят, засыплют все пеплом, заплюют, набросают под ноги бычков, да и пойдут себе, как ни в чем не бывало. Одно слово — офицеры. Как в том анекдоте: пьян до синевы, слегка побрит и с трудом отличает Эдиту Пьеху от «иди ты на…»

Подобные мысли, как обычно, привели водителя в дурное расположение духа. Он давно научился не переносить свое раздражение на управление автомобилем. Дергать руль, бросать педали, закладывать слишком резкие виражи — последнее дело, машина таких фокусов не прощает, а уж дорога и подавно. А главное, нельзя давать этим обормотам в салоне повод для претензий типа: «Не дрова везешь». Словом, неважно, нравятся ли тебе пассажиры, машина в любом случае не виновата.

За городом стало полегче. Водитель увеличил скорость, и тугой поток встречного воздуха, врываясь в открытые форточки, выдул из салона густой табачный дым. Господа офицеры, разомлев от жары, болтали о пустяках — о погоде, о футболе, о том, кто куда поедет этим летом отдыхать. Водитель не принимал участия в разговоре: обсуждение погоды он считал пустой тратой времени, футбола не любил, а отпуск, когда тот выпадал не летние месяцы, проводил на даче, на зависть соседям медленно, но уверенно превращая свои шесть соток в персональный сельскохозяйственный рай. Да и вообще, не было у него сегодня настроения разговаривать с этими уродами. Контрразведчики, чтоб им пусто было…

Раздражение, испытываемое водителем первого класса Коноваловым в отношении своих пассажиров, сегодня имело под собой гораздо больше оснований, чем простая неприязнь нижнего чина к господам офицерам, которые сорят в машине, не ценят его труд и вообще не считают его за человека. По правде говоря, Семен Иванович Коновалов со вчерашнего вечера пребывал в смятении чувств, для него, человека спокойного и уравновешенного, совершенно непривычном и оттого еще более тягостном.

Семен Иванович, как и полагается взрослому, самостоятельному человеку, был женат и имел двоих детей — сына и дочь. Сыну уже перевалило за тридцать, жил он отдельно и, слава богу, твердо стоял на ногах — у отца с матерью денег не просил, а, напротив, сам кое-что им подкидывал в конце каждого месяца. Дочь Семена Ивановича, умница и, разумеется, красавица, училась на четвертом курсе филфака МГУ. Заработков особенных избранная специальность ей не сулила, ну, так для бабы это и не главное — попался бы мужик стоящий, а остальное неважно.

С мужиками ей, правда, пока везло не так, чтобы очень — попадались все какие-то несерьезные, то шибко сопливые, которые без мамы с папой и себя-то прокормить не могут, а не то что жену с ребенком, то, наоборот, солидные и с деньгами, но — женатые. Дочь по этому поводу не очень огорчалась — говорила, что спешить ей некуда, что сперва надо получить образование, и что, в конце концов, лучше быть старой девой, чем выскочить замуж за кого попало. Ну, а поскольку она сама не огорчалась, то и Семен Иванович старался не огорчаться — дочка для него была как свет в окошке, и он, грешным делом, хоть и переживал из-за ее неудач на личном фронте, в глубине души радовался, что она остается при нем.