Метод Нострадамуса

Второй вариант выглядел куда более реальным. Заключался он в следующем: Иван Яковлевич, а вместе с ним и Ефим Моисеевич не поверят ни единому слову и, как только Глеб предстанет пред их светлые очи, немедля швырнут его в застенок и начнут выбивать из него так называемую правду — кому и за сколько он продал украденный им (разумеется, им, а то кем же еще?) дневник придворного астролога. Как у Аверченко: «Она схватила ему за руку и неоднократно спросила, где ты девал деньги»…

Третий вариант представлялся как самым вероятным, так и самым поганым. Независимо от того, поверят ему или нет, начальство может принять решение тихо от него избавиться — просто так, на всякий случай, во избежание нежелательной утечки совершенно секретной информации. Корнев будет, сочувственно кивая и прихлебывая из кружки чаек, слушать его рассказ, а старый гриб в это время зайдет со спины, достанет свой чудовищный пистолет и выстрелит в затылок. Главное, удобно: котельная под боком, вагонетка — вот она…

Словом, возвращаться с пустыми руками не хотелось. Не очень-то хотелось и с полными, но дневник Бюргермайера мог бы послужить Глебу чем-то вроде щита: дескать, я вам дневник, а вы держите руки подальше от пистолетов, а то как бы чего не вышло… Но дневника не было.

А главное, не было никакой возможности связаться с тем же Иваном Яковлевичем и хотя бы из телефонного разговора попытаться понять, какое у него настроение. Сиверов был предоставлен самому себе, он не имел никаких контактных телефонов или адресов, по которым мог бы оставить сообщение.

Еще раз хорошенько все обдумав, он решительно набрал памятный, давно заученный наизусть номер.

В трубке один за другим потянулись длинные гудки. Глеб сунул в зубы сигарету, чиркнул зажигалкой и закурил, выпустив на волю облачко дыма. Он по-прежнему не спускал глаз с машины; у него было ощущение, что, набрав этот номер, он нарушил какое-то ужасное табу, и это может возыметь самые непредсказуемые и катастрофические последствия — того и гляди, небо на голову рухнет…

Трубку сняли, и знакомый голос произнес:

— Да. Слушаю.

— Здравствуйте, — сказал Сиверов.

Он хотел добавить «Это я», поскольку по опыту знал, что «здравствуйте» — странно обезличенное слово, по которому мало кто способен опознать своего телефонного собеседника.

Тем не менее его узнали.

— Здравствуй, — отозвался Федор Филиппович.

В его голосе Глебу почудился новый, теплый и немного грустный оттенок, как будто генерал сильно по нему соскучился, но Слепой отдавал себе отчет в том, что, скорее всего, просто выдает желаемое за действительное. К тому же, поздоровавшись, генерал Потапчук выжидательно умолк. Он не сказал ни «Как я рад», ни «Наконец-то», ни даже «Где тебя носило?» — ничего, что обычно говорят люди, услышав голос человека, от которого давно не получали известий.

Одно из двух: либо Федор Филиппович на самом деле не был ему рад, либо по-прежнему в силу неизвестных Глебу причин старался сохранить между ним и собой максимальную дистанцию.

Сиверов решил это проверить.

— Может быть, я зря звоню? — спросил он.

— Зря или не зря — тебе виднее, — довольно уклончиво ответил генерал. — Но что преждевременно — это даже к гадалке не ходи.

— Обстоятельства, — сказал Глеб.

— Понимаю, что обстоятельства. А то я, было, подумал, что ты просто соскучился.

— А «просто соскучился» — это, по-вашему, не обстоятельство?

Федор Филиппович промолчал в ответ на это замечание, из чего следовало, что он считает праздную болтовню не самым подходящим в данный момент занятием.

— Вы что-нибудь знаете о моих делах? — спросил Сиверов.

— Практически ничего, — после непродолжительной паузы осторожно сказал генерал. — А должен знать?

— Может быть, — ответил Глеб. — Это надо обдумать. Но сейчас это, как вы сами только что сказали, преждевременно. Как там вообще?..

— Вообще — по-разному. Только не проси передавать приветы. Это… гм… преждевременно.

— Что за жизнь, — огорчился Сиверов. — О чем ни спроси, все преждевременно… Может быть, мне уснуть лет, этак, на десять?

— Десять — это многовато, — прозвучало в ответ. — Но сама по себе идея не лишена рационального зерна. Вот именно, уснуть. Или хотя бы притвориться спящим.

— Ладно, — сказал Глеб, — намек понял. Но все-таки об одной услуге я вас попрошу. Дайте мне, пожалуйста, контактный телефон Ивана Яковлевича.

— Какого Ивана Яковлевича? — очень натурально изумился Потапчук.

— Ну-ну, — укоризненно произнес Сиверов. — Я знаю только одного. А вы?

— Гм. — Вообще-то, он не из тех людей, телефоны которых принято раздавать направо и налево. Он, вообще-то, не обрадуется, когда узнает об этом нашем разговоре.

— А вы обрадуетесь, узнав, что он отстрелил мне голову?

— Ах, даже так… А у него есть основания?

— По-моему, нет. Но он может думать, что есть.

— А ты, значит, хочешь убедить его в обратном… Что ж, в добрый час. Только учти, это не так-то просто. И я, поверь, ничем не могу тебе помочь.

— Номер продиктуйте, — попросил Глеб. — А дальше я как-нибудь сам.

— Так я же ищу… Сейчас… Только ты, пожалуйста, поаккуратнее. А то — сам… Знаю я тебя!