Метод Нострадамуса

— Это уж как карта ляжет. Сдаю-то не я, и колода не моя…

— Не прибедняйся. Ага, нашел. Давай, записывай… то есть запоминай.

Он назвал номер — только один раз, но разборчиво.

— Запомнил?

— Запомнил. — Спасибо, Федор Филиппович.

— Не спеши благодарить, — проворчал Потапчук. — Сам-то как? — спросил он после новой паузы.

— Бог милует, — ответил Глеб и, подумав, добавил: — Пока. Выражаясь вашими же словами, разговор о состоянии моего здоровья в данный момент представляется преждевременным.

— Ох, и язва же ты все-таки, — вздохнул Федор Филиппович. — Ну, бог с тобой, золотая рыбка. Привет от тебя я все-таки передам.

— Кому? — не менее натурально, чем минуту назад сам генерал, удивился Сиверов.

— Ну-ну, — точно скопировав интонацию, повторил его собственные слова Потапчук. — Там все в порядке. Я лично присматриваю, так что можешь не беспокоиться.

— Вот теперь, — сказал Глеб, — я обеспокоен по-настоящему. «Лично присматриваю» — это звучит!

— Для этого я слишком стар, — оскорбился Федор Филиппович. — И вообще, знаешь, что?

— Что?

— Тьфу на тебя!

Сказав так, господин генерал прервал связь. Посмеиваясь, Слепой закурил новую сигарету и, чтобы не забыть, набрал только что продиктованный генералом номер. Впервые за много дней он ощущал что-то вроде душевного комфорта. Этот разговор многое для него прояснил. Федор Филиппович по-прежнему был «своим». Таких людей можно было пересчитать по пальцам одной руки, но им Глеб Сиверов доверял, как самому себе. Человек должен кому-то доверять; те, кто не верит никому на свете, обычно достигают больших высот, но, карабкаясь наверх по чужим головам, они незаметно для себя перестают быть людьми.

«Вот и превосходно, — подумал он, попыхивая сигаретой и сквозь темные стекла очков наблюдая за голубями, бессмысленно бродящими по иссеченному частой сеткой трещин асфальту аллеи. — На этом пока и остановимся. Федор Филиппович по-прежнему «свой», как пацан из соседнего подъезда, а я ему доверяю и, следовательно, до сих пор не утратил некоторого человекоподобия. Очень мило! Однако надо отметить, что господин генерал был дьявольски осторожен и ни разу не назвал меня по имени. Поневоле приходится предположить, что он опасается прослушки. И, значит, то, что он скромно назвал «передам привет», скорее всего, будет выглядеть как масштабная секретная операция с привлечением всех имеющихся в наличии сил и средств. Бедная Ирина! Впрочем, она наверняка ничего не заметит, для нее все это будет выглядеть как обыкновенный разговор с пожилым, симпатичным человеком, начальником мужа и старым добрым знакомым. Случайная встреча на улице, «сколько лет, сколько зим», ни к чему не обязывающая болтовня о здоровье, о погоде, и, в самом конце разговора, невзначай оброненное: «Кстати, вам привет от нашего общего знакомого, с ним все в порядке, он соскучился и обещал быть очень осторожным»… А если заметит, значит, либо наши органы стали работать из рук вон плохо, либо Ирина за годы жизни со мной приобрела чутье и навыки, которым позавидовали бы Джеймс Бонд, комиссар Мегрэ и полковник Максим Исаев, он же штандартенфюрер СС Штирлиц…

Но что же это все-таки происходит с моим Федором Филипповичем? Точнее, не с ним, а у него… Неважно, где именно, но творится что-то нехорошее. И началось это, по-моему, в тот самый день, когда я так неловко взлетел на воздух вместе с чужой дверью в двух шагах от Белорусского вокзала. Ну, или немного раньше. Прошло уже довольно много времени, а я ведь так до сих пор и не собрался спокойно, обстоятельно обдумать то происшествие. В госпитале башка трещала, а там, в подвале, трещала уже не башка, а Ефим Моисеевич. И сейчас думать об этом некогда. Ну, некогда! Если я начну думать, кто и почему подложил мне ту бомбу, то как раз набреду на новую, и теперь, скорее всего, мне уже не повезет так, как повезло тогда».

На этом он подвел черту под своими рассуждениями, выбросил в урну окурок, закурил новую сигарету и, по-прежнему приглядывая одним глазом за своим «уазиком», нажатием клавиши вызвал номер генерала Корнева. При этом в голове у него крутился неизвестно откуда и почему всплывший куплет полузабытой песенки: «И если есть там с тобою кто-то, не стоит долго мучиться: люблю тебя я до поворота, а дальше как получится!» Глеб попытался припомнить, откуда это, но ему ответили, и он выбросил из головы все посторонние мысли, сосредоточившись на проблеме выживания, которая в данный момент являлась для него основной.

Глава 14

Мазур прошел за перегородку, сооруженную из частой проволочной сетки, которой обычно обносят дачные участки, окинул равнодушным, но внимательным и цепким взглядом обшарпанный письменный стол и картотечный шкаф, какие лет тридцать назад можно было увидеть в любой поликлинике, особенно провинциальной, и в нерешительности остановился перед распахнутой настежь двустворчатой дверью.