Метод Нострадамуса

Дверь открывалась просто — достаточно было всего один раз повернуть по часовой стрелке массивный стальной штурвальчик. Мазур переступил порог, выставив перед собой «ингрэм», готовый открыть огонь при первых признаках угрозы, и слегка опешил: перед ним опять было помещение, густо заставленное книжными стеллажами. Точно так же, как и внизу, в подвале, под потолком зудела, готовясь перегореть, лампа дневного света, и пахло здесь так же: бумажной трухой, книжной пылью и скукой — одним словом, библиотекой. Можно было подумать, что Олег Федотович просто описал круг и вернулся на то же место — сделай еще шаг, и увидишь разбросанные, залитые кровью, изодранные автоматными очередями бумаги и застывшие в неестественных позах изрешеченные пулями трупы.

Через секунду, немного придя в себя, он увидел, что это не так. Помимо ламп, это помещение освещалось еще и естественным, дневным светом через загороженные стеллажами окна. Да и на стеллажах стояли не папки с протоколами допросов и прочей секретной мутью, а самые обыкновенные книги — разномастные, потрепанные, со следами многочисленных ремонтов — короче говоря, обычного библиотечного вида. И сами стеллажи были не металлические, а деревянные, грубо сколоченные из плохо оструганных, густо перемазанных светлой масляной краской брусьев и досок, и пол под ногами тоже был деревянный, дощатый, с забитыми грязью и мусором щелями и блестящими шляпками гвоздей. Это была самая обыкновенная библиотека — по всей видимости, в том самом клубе, за углом которого прятались служившие въездом на территорию секретного объекта ворота в кирпичном заборе.

Мазур осторожно, без стука прикрыл за собой дверь, которая с этой стороны имела самый мирный, не вызывающий подозрений, убогий и скучный вид. Деревянный каркас, фанерные филенки, бугристая масляная краска, испачканная все той же краской табличка «Посторонним вход воспрещен» — за такими дверями, как правило, скрываются какие-нибудь подсобки, чуланы для веников и швабр или, на худой конец, тесный кабинетик заведующего. «С ума сойти», — подумал Олег Федотович и решительно двинулся по узкому проходу между стеллажами туда, где, по идее, должен был находиться выход.

Между делом ему подумалось, сколько же, черт подери, потайных ходов, мрачных бетонных нор и прочих глубоко и надежно засекреченных объектов скрывается за ширмами скучных, облезлых фасадов по всему постсоветскому пространству. Ведь это же уму непостижимо, сколько во все это дерьмо было вбухано денег, труда, нервов и, конечно же, крови… Причем кровь свою на этих «великих стройках» проливали, понятное дело, люди, которые ни в чем не были виноваты, кроме того, что родители, болваны этакие, произвели их на свет именно в этой стране, а не в какой-нибудь другой. Впрочем, цену человеческой жизни Мазур знал очень хорошо. Во всем мире она была одинакова и равнялась нулю. Сколько дураков ни перебей, сколько их ни сгнои на рытье каналов и строительстве бетонных бункеров, а также дворцов из стекла и мрамора, ничего не изменится, бабы новых нарожают, только и всего… Зато каналы и бункеры, не говоря уже о стеклянно-мраморных дворцах, простоят еще века, и новые поколения дураков будут восхищенно ахать: это ж надо, какие на свете люди жили не ленивые, как умели строить!

Стеллажи кончились, и он увидел стол, за которым сидела пожилая сухопарая библиотекарша в очках, занавешенное пыльными шторами окно, а главное, двустворчатую дверь, на которой красовалась стеклянная табличка с надписью «Выход». Библиотекарша удивленно взглянула на внезапно возникшего в пустом помещении потного, грязного человека с пластырем на щеке и автоматом в руке. Разумеется, эта седая старая швабра сидела тут не просто так; она могла не знать, что скрывается за дверью в глубине библиотеки, но, несомненно, была в курсе того, что дверь эта непростая, и основную зарплату ей, надо думать, начисляла вовсе не администрация клуба. Левая рука очкастой церберши стремительным и плавным змеиным движением метнулась к трубке телефона, а правая нырнула куда-то под крышку стола. Мазур дал короткую очередь, и старую грымзу снесло со стула. Она с грохотом обрушилась на пол грудой сухих костей, сдернув со стола телефон, за трубку которого успела-таки схватиться. Олег Федотович перегнулся через стол, чтобы посмотреть, как она там. Библиотекарша была в порядке: одна пуля угодила ей в голову чуть выше виска, одна в щеку, еще одна пробила гортань, и парочка пришлась по плоской груди, украшенной старомодной брошкой с ограненными под бриллианты стекляшками. Серое в черных и голубоватых разводах платье задралось, обнажив костлявые колени и худые дряблые бедра в плотных чулках; в правой руке мертвая старуха сжимала пистолет, в левой монотонно пищала телефонная трубка. Дотянувшись, Мазур оборвал телефонный провод, и писк работающей линии смолк.