Метро

Пустовалов повернул все четыре колесные пары до упора и поехал «крабом» в левую сторону. Опора рухнула. Пустовалов вернулся на прежнюю линию, и поехал направо. «Выросшая» справа опора снова упала. Он экспериментировал так еще несколько раз. Пробовал даже ехать напрямую к постройкам и неизменно опора ЛЭП поднималась, а его самого отбрасывало на десять метров назад. Со временем он начал замечать и другие детали – исчезающий и вновь возникавший снег на красном козырьке перед опорой, разбивающееся стекло фрамуги одной из построек, следы от колес вездехода.

Окончательно убедившись в невозможности двигаться дальше, Пустовалов развернул вездеход и направился к Марьиной Роще. Он чувствовал себя таким же разбитым как в день перемещения с Дашей в десятый блок.

За считанные минуты ночь сменила день. Единственным источником света теперь оставались только фары вездехода. Ехать становилось опасно – он мог заблудиться в Москве, как бы нелепо это не звучало.

Пустовалов решил добраться хотя бы до Садового кольца, чтобы сохранить шанс вернуться к ангару, если с вездеходом что-то случится. Но сначала ему требовался сон. Потом он подумает о месте, в котором оказался, и об остальном, включая главное – о тех, кто остался в бункере и о том, что ему делать.

Обратный путь был долог, Пустовалов заблудился, выбрав неправильный ориентир.

Однажды из-за спины через вездеход наискосок прошла тонкая сиреневая стенка и, искрясь по снегу бесконечной линией, побежала дальше, очерчивая силуэты московских построек. Благодаря темноте и простору, ему открылся ее подлинный масштаб – бескрайняя плоскость шла сквозь небо и землю, изредка осыпаясь вдалеке искрами при столкновении с каким-нибудь мостом или небоскребом.

На этот раз Пустовалов хорошо разглядел две яркие точки в небе плывущие навстречу плоскости. Они походили на огни самолета, но двигались гораздо быстрее. За ними тончайшей золотой нитью мерцала дуга, а вот Луну он не увидел, хотя всю небесную ширь занимала жемчужная россыпь холодных звезд. Быть может Луну, загораживало это черное пятно. Во всяком случае, где-то там, над чернеющей высоткой клубились загадочные туманности.

По какой-то необъяснимой причине увиденное приободрило Пустовалова. Мир показался не таким уж мертвым. В нем явно что-то происходило, и это что-то необязательно должно было быть враждебным.

Пустовалов стал чаще петлять, замечая, что дома становятся ниже, а застройка плотнее. Он сбросил скорость и «поплыл» вглядываясь в просторные боковые окна. Места казались знакомыми. Оглядывая боковой фасад длинной пятиэтажки, Пустовалов не заметил, как прямо перед ним вырос дом. Свет фар уперся в чудом сохранившуюся рыжую вывеску «Кафе 12». В дверном проеме под ней мелькнула невысокая фигурка в капюшоне.

Пустовалов успел понять, что это ребенок, но инстинктивно схватил оружие и, остановив вездеход, бросился к дверям. Уже забегая в дом, на ходу выхватил фонарик, и едва не провалился в яму перед входом. Луч прошелся по покрытым снегом столикам, разбитой барной витрине и бутылочным осколкам. Откуда-то сбоку раздался стук, луч фонаря метнулся туда и угодил в темный дверной проем, в котором обнаружился узкий подъем на второй этаж – что-то вроде черной лестницы, построенной явно не по современным СНиПам. Но гораздо удивительнее было видеть целые деревянные ступеньки.

Пустовалов поднялся на второй этаж и услышал голоса – совсем рядом, будто в соседней комнате. На тесной площадке располагались два проема, двери которых одинаково продольно лежали внутри помещений. Пустовалов осторожно заглянул в первый проем. Большая квартира. Старинная развалившаяся мебель: палисандровый шкаф, чудом сохранивший резные дверцы, широкий диван с валиками и торчащими пружинами перед огромной дырой в полу, через которую было видно барную стойку на первом этаже. На узком проходе вспаханные паркетины вели к окну, перед которым стояла прислоненная к батарее репродукция картины Крамского «Неизвестная». С улицы через голые оконные проемы проникал свет фар его вездехода, освещавший растрескавшееся пианино у стены с пожелтевшими и кривыми, словно плохие зубы клавишами.

– Он здесь! – Взвизгнул женский голос прямо в ухо Пустовалову, отчего тот вздрогнул и инстинктивно перехватил винтовку, а пол под ним затрещал.

– Ма-а-ам! Ну не надо! – Раздался жалобный детский голос со стороны пианино.

Пустовалов узнал нотки страха. Он крутил головой, но в комнате никого не было.

– Здесь говорю! Вот он! – Истерически повторил женский голос и еще громче выдал Пустовалову прямо в лицо: – Вот! Прямо здесь плывет!

– Ле-е-ена, – протянул мужской голос, судя по всему из соседней комнаты, – не пугай ребенка.

Мужской голос пытался звучать спокойно и слегка иронично, но Пустовалов слышал в нем усталость.

– Мам, кто плывет? – Раздался еще один голос. На этот раз за спиной Пустовалова.

Тоже ребенок, но старше. Подросток. Девочка.

Женщина снова взвизгнула в лицо Пустовалову, отчего тот поморщился.

– Мам! – Тут же в один голос вскрикнули дети.

– Вот он! Прямо на меня глядит!

– Мам…