Меж двух огней

Вскоре я оставил надежду наткнуться на что-нибудь стоящее — и, споткнувшись, едва не налетел на мужчину. Он стоял ко мне спиной и, невзирая на поднятый шум, который способен был пробудить медведя из спячки, никак не отреагировал на моё появление. Он простирал руки к мгле; с кончиков пальцев в неё уходили тонкие нити. Изредка его кожа вспыхивала нестерпимым сиянием, и по туману проходила волна. Я подкрался к магу и обнаружил, что его глаза закрыты. По лбу градом катился пот. Он сжимал челюсти так сильно, что, казалось, вот-вот раскрошит в пыль зубы. Одет незнакомец был по-простому, ничего примечательного — кроме чересчур хорошего, чересчур ухоженного меча.

Я почесал затылок, соображая, что с ним делать. Мужчина изрядно походил на угольчатого — или как там Вероника называла натренированных церковью убийц. По крайней мере, у него было мало общего с тем, как Владминара описала Вероника. Скорее всего, он и отвечал за туман. Хотя впечатления светлой магии тот не производил, в его родство с тьмой верилось и того меньше. Из этого следовал простой вывод: передо мной враг. А как принято поступать с беззащитным врагом в условиях средневековья?

Будто чужой рукой я вытащил кинжал. Подступил к мужчине. Клинок налился тяжестью. Заколотилось сердце. Убить? Нет, я не хотел убивать людей. Пусть другие запреты, которые возложил на себя в начале пути, падали один за другим, этот пока что держался.

Мечты о том, как я становлюсь героем, не пережили столкновения с реальностью; и всё же, это противное «и всё же», — где-то глубоко внутри сидел тот наивный мальчик, воспитанный в современной Японии, и требовал поступать правильно, по справедливости. Разве справедливо будет лишать человека единственной истинной ценности только потому, что мы по разные стороны баррикад?

Но ведь и я жаждал выжить — не только выжить, но отплатить долг и найти путь назад.

Я вложил кинжал в ножны, схватился за них обеими руками, как за бейсбольную биту, и изо всех сил врезал мужчине по уху. От удара загудели мышцы, а предполагаемый угольчатый отлетел на шаг и рухнул, нелепой морской звездой раскинув конечности. В сознании стрельнуло паникой: перестарался! Я ощупал шею мужчины в поисках пульса, однако его никак не удавалось найти — да я и не знал толком, где искать. С запястьем было проще. Неровные, слабые толчки. Жив.

Меня накрыла волна облегчения и смущения. Наверное, стоило его связать? Я обернулся и увидел, что магический туман стремительно распадается на крошечные переливающиеся клочки. Щупальца его извивались, как попавшие под каблук пиявки.

— Я… помог. Возможно. Очень на это надеюсь. То есть… будет неудобно, если это проклятый рыцарь.

Я стащил с бессознательного тела пояс с мечом, клинок отбросил в сторону. Пояс был жёсткий и плохо гнулся, и пришлось повозиться, чтобы связать руки. Потом, вспомнив, что он маг, я отрезал от его рубахи кусок и запихал в рот. Чем спеленать ноги, так и не придумал — не кромсать же остатки рубахи, да и порвёт. Стянул с него сапоги, прислонил к дереву на том и закончил: босиком по лесу не побегает.

Теперь надо было решить, что как поступить с пленным. Он мог поделиться ценной информацией: кто и почему его послал, есть ли поблизости другие убийцы… да мало ли вопросов у Владминара! Вот только после допроса бедолагу без жалости прирежут, и выйдет, что я всё-таки виновен в его смерти, хоть и косвенно. В таком случае мужчину следует оставить здесь и вернуться туда, откуда пришёл, чтобы Пандора ничего не заподозрила.

Определиться я не успел.

— Ух ты! — Невесть как очутившаяся меж двух сосен вампирша сложила руки козырьком и наклонилась вперёд, рассматривая мою добычу, — А я-то гадаю, где шестой…

Миг — и она у пленного. Небрежно взмахнула подобранным мечом. Со свистом клинок отсёк угольчатому голову, и та откатилась мне под ноги. По пути клочок рубахи выпал у неё изо рта; она вывалила язык в укоризненной гримасе.

Я подавил рвотный позыв и вскипевшее желание пнуть её подальше, отскочил от неё. Злость от внезапной и трагичной участи пленника смешалась с облегчением, что больше не нужно волноваться о его судьбе. Неужели я так зачерствел?

— У него могли быть важные сведения!

Пандора вытерла лезвие от крови и приладила меч к своему ремню.

— Ничего по-настоящему важного. Плохо другое: рыцари отказываются со мной говорить. А ведь я им помогаю!

— Что, Владминар тебя не узнал? Странно — забыть вампиршу, которую спас.

— Перворождённую. Люди с их памятью — ущербные существа.

— С удовольствием обвиню в этом тебя. Не могла вообразить нас покруче?

— Вполне устраивает ваш уровень, — Она двинулась, лёгкая, пластичная и грациозная. Длинные заострённые уши гордо бросали вызов выцветшим небесам.

— А как насчёт уровня эльфов?

Пандора обернулась. Загадочно блеснули кошачьи глаза.

— Видишь эльфа?

Я завис на секунду, не сразу поняв вопроса.

— Не встречался с ними. Но уши… да и лицо… у тебя вполне эльфийские — какими представляю эльфов.

Она вдруг фыркнула, заразительно и безудержно засмеялась, словно услышала отличную шутку. У кого похищен этот смех?