Меж двух огней

— Невозможно. Чтобы уловить колебания тьмы, пока я действую, нужно чётко знать, где они происходят, вслушиваться в пространство. Как только тьма уходит, следов не остаётся вовсе.

— Хорошо… — Селеста опустилась в кресло и взглядом показала на графин с водой. Айра наполнила хрустальный кубок и почтительно подала принцессе. Её высочество сделала глоток.

— Висит ли на отце проклятье?

— Нет. Присутствия тёмной магии я не ощутила. И едва ли что-то настолько мощное прошло бы мимо священников.

— Знаю, знаю и без тебя! Ни проклятья, ни вредной светлой магии, ни яда, ни болезни, поддающейся исцелению, — реампторы вокруг отца так и увивались. Только медленное, естественное…

Угасание, закончила за неё Айра. Распад, возвращение в прах, которое не предотвратит ни магия восстановления, ни свет. Максимум они оттянут неизбежное.

Селеста действительно любила отца. Любила настолько, что допустила к нему тёмного мага ради призрачного шанса, что тот сумеет спасти его.

— Не позволю… не позволю Меридию развалить всё, что построил… — Селеста не договорила, со звоном опустила бокал на столик и сжала подлокотники так сильно, что побелели костяшки, — Пойди прочь. Мне нужно подумать.

Или умело делала вид, что любит. Да и кто с уверенностью способен отделить любовь в королевской семье от жажды власти?

Айра безмолвно поклонилась. Незаметность — великая добродетель для прилежного подчинённого.

Она вышла из покоев принцессы и погрузилась в мысли. Хороший господин по достоинству вознаграждает верного слугу. И у Айры есть на примете достойная награда за её заслуги. На губы сама собой наползла улыбка.

Глава 17

Первые шаги дались неожиданно легко. В голове шумело, и накатившая волна головокружения смыла боль, оставив после себя зуд в рёбрах и окаменевшую спину. Я выбрался из переулка и огляделся, прикидывая, куда идти дальше. Это стало ошибкой. Мир крутанулся безумным хороводом, затем ещё и ещё. Замутило, но желудок пустовал, а выплюнутая нить желчи и слюны облегчения не принесла.

«Думай, — взмолился я, — Вспоминай, как ты дошёл сюда. Вряд ли Вероника будет обшаривать каждый закоулок трущоб, чтобы отыскать твою тушку. И тогда… тогда на твоём месте будет лужа гниющей слизи к концу следующего дня…»

Было бы замечательно, если бы меня проводила до трактира Саюрей, но поблизости не виднелось и следа девушки. Отсутствие тела говорило о том, что возможную встречу с Ялком она пережила… скорее всего, сбежала при первых же звуках битвы.

Битвой я прозвал встречу с бандитами — во славу самоуспокоения. Это слово не так ранило гордость, как избиение.

Я непроизвольно закусил губу — едва подсохшая рассечина с готовностью разошлась, наполняя рот вкусом крови, — и повернулся в сторону, откуда, как уверяла затуманенная память, мы пришли. К счастью, улица была по-прежнему мертва. Лишь однажды из тёмного провала случайной двери с рыком вывалился мужчина в обносках, лицо которого покрывали сочащиеся ожоги. Я остановился, с поледеневшим сердцем думая о том, что не отбился бы сейчас и от мухи. Однако незнакомец не спешил навязаться мне; вздрогнув пару раз и попробовав опереться на непослушные локти, он обмяк и затих. То ли мёртв, то ли пьян. В любом случае опасаться его не следовало, и я перешагнул через застывшее тело, одной рукой опираясь о стену. Вторая слушалась неохотно: свисала вдоль туловища безжизненной плетью и каждую попытку потревожить её покой подавляла вспышкой боли.

То и дело приходилось останавливаться, чтобы откашляться, переждать боль в рёбрах и наскрести ещё сил, чтобы идти дальше. Постепенно пелена, застившая зрение, сгущалась, и я смахивал слёзы.

В Японии мне никогда не доводилось испытывать подобной боли. И вряд ли остальной цивилизованный мир обходился со школьниками с той же небрежностью, как обходилось это дикое, варварское средневековье. Что ж, тем больше поводов показать, что они — «Кто они?» — мелькнула сумрачная вспышка в мозгу — не на того напали, тем крепче становилось желание выбраться из западни живым.

Будь у меня сверхспособности, будь у меня верный меч и сильные друзья, мы бы сокрушили… сокрушили? Сокрушили бы врагов! И тогда… тогда бы я стал королём… избранным… Возможно, с собственным гаремом?.. Гарем был бы неплох… но как же Атсуко⁈ Атсуко, любимая моя подруга детства. Или она не знала о моём существовании? Но мы же учимся в одном классе. В милом местечке меж станциями Куякусёмаэ и Иттюмаэ… Нет, не та, я выпустился из той, чтобы перейти в старшие классы… Но встретил ли я Атсуко в ней или же в новой?

Цепочка сумбурных мыслей захлебнулась, и я проклял себя за слабость. При движении челюсти вся нижняя часть лица загоралась болью, а затылок словно помещали в огонь, перетекавший ближе к макушке и уходивший вглубь. Скорее всего, сотрясение…

Колкий осенний ветер принёс запахи мусорных ям, находившихся на заднем дворе трактира. Перед глазами возникли знакомые очертания — неожиданно, будто выпрыгнули из карманного измерения. Я заморгал и осознал, что уже давно шёл зажмурившись. Подсказка воздуха пришлась как нельзя кстати.