Межзвездный скиталец

Ere the consequent storm that burst on his head had passed the Jews had written their complaints to Tiberius, who approved them and reprimanded Pilate.	Не прошла еще буря, разразившаяся над его головой, как евреи пожаловались Тиберию, который согласился с ними и сделал выговор Пилату.
I was glad, a little later, when I could have talk with Miriam.	Я очень обрадовался, когда немного позднее получил возможность беседовать с Мириам.
Pilate's wife had found opportunity to tell me about her.	Жена Пилата нашла случай рассказать мне о ней.
She was of old royal stock.	Мириам была старинного царского рода.
Her sister was wife of Philip, tetrarch of Gaulonitis and Batanaea.	Сестра ее была женой Филиппа, тетрарха Гаулонитиса и Батанеи.
Now this Philip was brother to Antipas, tetrarch of Galilee and Peraea, and both were sons of Herod, called by the Jews the "Great."	Этот Филипп был братом Антипы, тетрарха Галилеи и Переи, и оба они были сыновьями Ирода, называемого евреями Великим.
Miriam, as I understood, was at home in the courts of both tetrarchs, being herself of the blood.	Как я узнал, Мириам бывала запросто при дворах обоих тетрархов, как особа царской крови.
Also, when a girl, she had been betrothed to Archelaus at the time he was ethnarch of Jerusalem.	Еще девочкой она была обручена Архелаю, тогдашнему этнарху Иерусалима.
She had a goodly fortune in her own right, so that marriage had not been compulsory.	Она обладала порядочным состоянием, так что брак этот не был принудительным.
To boot, she had a will of her own, and was doubtless hard to please in so important a matter as husbands.	Вдобавок она была человеком с волей, и без сомнения, ее было нелегко уговорить в таком вопросе, как замужество.
It must have been in the very air we breathed, for in no time Miriam and I were at it on the subject of religion.	Должно быть, это носилось в самом воздухе, которым мы дышали, ибо очень скоро мы с Мириам заговорили о религии.
Truly, the Jews of that day battened on religion as did we on fighting and feasting.	Право, евреи в те дни были такими же специалистами по части веры, как мы по части драки и попоек!
For all my stay in that country there was never a moment when my wits were not buzzing with the endless discussions of life and death, law, and God.	Во все пребывание мое в этой стране не было минуты, когда у меня не шумело бы в голове от бесчисленных споров о жизни и смерти, о законе и Боге.
Now Pilate believed neither in gods, nor devils, nor anything.	Пилат не верил ни в Бога, ни в черта, ни во что решительно.
Death, to him, was the blackness of unbroken sleep; and yet, during his years in Jerusalem, he was ever vexed with the inescapable fuss and fury of things religious.	Для него смерть была просто мраком непрерывного сна. И все же в бытность в Иерусалиме он нередко сам заражался пылом религиозных споров.
Why, I had a horse-boy on my trip into Idumaea, a wretched creature that could never learn to saddle and who yet could talk, and most learnedly, without breath, from nightfall to sunrise, on the hair-splitting differences in the teachings of all the rabbis from Shemaiah to Gamaliel.	Да что там! Когда я ехал в Идумею, со мной был мальчишка, жалкое создание, который никак не мог научиться садиться в седло, -- и однако он мог, как заправский ученый, не переводя дух, с заката до зари толковать о головоломных разногласиях в учениях всех раввинов от Шемайи до Гамалиеля!
But to return to Miriam.	Но обратимся к Мириам.