Межзвездный скиталец

The prison doctor, a likable chap, has just been in to have a yarn with me, incidentally to proffer me his good offices in the matter of dope.	Тюремный доктор, славный малый, заходил покалякать со мною и, между прочим, предложил мне свои услуги по части наркоза.
Of course I declined his proposition to "shoot me" so full of morphine through the night that to-morrow I would not know, when I marched to the gallows, whether I was "coming or going."	Разумеется, я отклонил его предложение "накачать" меня за ночь морфием так, чтобы утром, шагая к виселице, я не знал, "иду я к ней или ухожу от нее"!
But the laugh.	Но как же я смеялся!
It was just like Jake Oppenheimer.	Должно быть, так смеялся Джек Оппенгеймер.
I can see the lean keenness of the man as he strung the reporters with his deliberate bull which they thought involuntary.	Я живо представляю себе этого человека, как он дурачил репортеров умышленной чепухой, которую они принимали за чистую монету.
It seems, his last morning, breakfast finished, incased in the shirt without a collar, that the reporters, assembled for his last word in his cell, asked him for his views on capital punishment.	Рассказывают, что, когда в последнее утро, позавтракав, он надел рубаху без ворота, репортеры, собравшись услышать его последнее слово в камере, спросили его, каковы его взгляды на смертную казнь.
-Who says we have more than the slightest veneer of civilization coated over our raw savagery when a group of living men can ask such a question of a man about to die and whom they are to see die?	Ну кто скажет, что на нашей грубой дикости есть хотя бы малейший лак цивилизации, если группа живых людей может задать такой вопрос человеку, которому предстоит умереть, и при смерти которого они будут присутствовать?
But Jake was ever game.	Но Джек, как всегда, был молодец.
"Gentlemen," he said, "I hope to live to see the day when capital punishment is abolished."	-- Джентльмены, -- сказал он, -- я надеюсь дожить до того дня, когда смертная казнь будет отменена!
I have lived many lives through the long ages.	Много жизней я прожил в ряду долгих веков.
Man, the individual, has made no moral progress in the past ten thousand years.	Человек как индивид не сделал нравственного прогресса за последние десять тысяч лет.
I affirm this absolutely.	Утверждаю это категорически.
The difference between an unbroken colt and the patient draught-horse is purely a difference of training.	Различие между необъезженным жеребенком и терпеливой ломовой лошадью обусловливается исключительно различием тренировки.
Training is the only moral difference between the man of to-day and the man of ten thousand years ago.	Тренировка -- единственное нравственное отличие современного человека от человека, жившего за десять тысяч лет до нас.
Under his thin skin of morality which he has had polished onto him, he is the same savage that he was ten thousand years ago.	Под тонким слоем морали, наведенной на него как лак, он такой же дикарь, каким был десять тысяч лет назад.
Morality is a social fund, an accretion through the painful ages.	Нравственность его -- общественный капитал, накопленный долгими веками.
The new-born child will become a savage unless it is trained, polished, by the abstract morality that has been so long accumulating.	Новорожденный ребенок вырастет дикарем, если его не будут тренировать и полировать отвлеченной моралью, так долго накоплявшейся.
"Thou shalt not kill"-piffle!	"Не убий" -- какой вздор!